Море в ладонях - [18]

Юрка поднялся.

Лицо Тани было слегка припудрено, губы подкрашены. Они едва заметно вздрагивали, словно хотели и не решались высказать затаенную накануне обиду.

Вчера Юрка сказал себе: «Хватит, я ей не тряпка. Пусть катится на все четыре стороны со своим Дробовым!» Сегодня смотрел виновато. Глаза Тани были несколько усталые, большие, внимательные и осуждающие.

— Как отдыхал? — спросила она.

Он не решился ей рассказать, что вчера едва не попал в вытрезвитель.

— И я хорошо, — не дожидаясь ответа, сказала она.

Таня утаила, что ночь почти не спала. Стоило только закрыть глаза, перед ней вставал Дробов. Дробов жестокий, несправедливый. Она спорила, спорила с ним без конца, но ничего из этого не получилось.

— Ты здесь меня подождешь, я пойду документы оформлю. Будет все хорошо, обеденной электричкой уедем в Солнечногорск.

На этот раз в совнархозе у Тани все обошлось как нельзя лучше.

— Агрегаты здесь, в Бирюсинске, — возвратившись к Юрке, объявила Таня. — Но в Солнечногорск съездить придется. Они числятся за химкомбинатом. Я поеду одна и к вечеру вернусь…

Юрка с радостью принял Танино предложение. Как никогда ему хотелось сейчас освежиться бутылочкой пива, отоспаться до вечера.

Электричка летела со скоростью сто километров в час. Таня уселась против окна. В эту сторону от Бирюсинска она ни разу не ездила. Вдоль железной дороги тянулись старые деревушки и сравнительно молодые поселки, а за ними вдали корпуса и трубы, трубы и корпуса, наполовину укрытые плотной стеной тайги. Таня слышала не раз, что в этих местах не одна и даже не десять строительных площадок. Здесь не в один, а в три ряда тянулись опоры высоковольтных линий. Такого она не, встречала даже в картинах местных художников, привыкших, где надо и где не надо, дополнять пейзажи Сибири шагающими опорами.

Электричка делала полукруг, и Таня увидела вдалеке очень высокие трубы. Они не могли не привлечь ее взгляда, казалось, уперлись в самое небо и, словно столбы, держали его над собой. Значит, за лесом в долине появится Солнечногорск. Едва она успела подумать об этом, как поезд ворвался в лес. Замелькали сосны, сосенки, березы, поляны и просеки. Несколько раз пересекли широкие асфальтированные полосы, уводившие в зеленую хвойную даль потоки машин.

Поезд остановился, теснимый лесом. Уютное современное здание вокзала, привокзальная площадь, петля трамвайных путей, с площади выезд на бетонное шоссе. Где-то за лесом, в нескольких километрах, химкомбинат. По другую сторону от железной дороги должен быть город.

Туристского типа автобус довез Таню до управления комбината. Ей понравилось восьмиэтажное белое здание из крупных панелей и крупных квадратов стекла. А дальше завод за заводом, открытые и закрытые агрегаты и емкости, причудливое сплетение труб, арматуры… Корпуса, корпуса… Не видно конца и края. Впервые воочию ей представился гигант химии, на котором трудятся десятки тысяч людей, но представился малой частью. Окинуть взглядом такое можно лишь с самолета.

И Таня прекрасно знала, что это только кусочек ее Сибири. Сибири большой, необъятной… И небо над нею было сибирским, синим и очень глубоким… И дышалось ей полной грудью. И город она увидит еще…

На оформление документов ушло полчаса. От комбината до города Таня ехала трамваем. Трамвай не такой, какие в Бирюсинске, — комфортабельный, обтекаемой формы, на мягком ходу. Она решила ехать прямо к подруге по техникуму. Ей посоветовали сойти на Комсомольском проспекте.

Проспект превзошел Танины ожидания. Широкою полосою его разделяли клены, акации, тополя. Всюду скамейки, газоны, клумбы и море цветов. Это же парк вдоль красивой и ровной улицы. Сигналов машин не слышно, необычная для города тишина. И только солнце стояло в зените, пекло, как на пляже, пришлось взять на руку пыльник. Однако вскоре она обнаружила, что в городе Комсомольский, Сибирский проспекты, а дальше кварталы за номерами. Почему бы вон ту, красивую, в зелени улицу не назвать улицей Детства? Там детский кинотеатр и магазин «Детский мир». Почему улицу, которая осталась позади, не назвать улицей Чайковского? Там музыкальное училище. Будь это во власти Тани, она немедленно отменила бы казенную нумерацию улиц… А вот и другое — в Бирюсинске не счесть автоматов с прохладительными напитками — здесь их до убожества мало. Здесь дома поквартально покрашены в розовый, нежно-зеленый, в желтый или голубой цвета. Квартал в три этажа, в два этажа, в пять этажей. Нет высотных красивых зданий, как управление комбината…

Дохнул освежающе ветер в лицо. Стало легче дышать.

Таня отыскала нужный ей дом и квартиру, нажала кнопку звонка.

Дверь отворилась, и сразу же радостный возглас Полины. Они обнялись, расцеловались и вновь обнялись.

— А ты такая же, Таня, ты нисколько не изменилась!

И Таня сказала подруге эти же слова. Сказать-то сказала, но подумала о другом.

Полина подхватила Таню под руку и увлекла за собой. Они на цыпочках прошли в соседнюю комнату и остановились возле коляски, где спал розовый человек: кнопкою нос, две норки наружу. Таня потерлась щекою о щеку Полины. Отчего-то ей стало мучительно больно и сладко. С Полиной они одногодки… Должно быть, нет большего счастья, чем то, когда к груди твоей припадает малое существо, впитывает тебя, наполняется жизнью, пахнет теплой пеленкой и молоком.