Море в ладонях - [17]

— Тумака тебе надо! — ответила Таня, но больше перечить не стала.

Ресторан наполовину был пуст. Юрка хотел устроиться возле эстрады. Но Таня замедлила шаг, глаза ее радостно заблестели, и она повернула к столику возле окна. И Юрка увидел Таниного отца, Дробова и незнакомого большеголового человека в роговых очках. Только теперь он понял, какого свалял дурака. Лучше было идти в кафе. Таня склонилась к плечу отца, коснулась губами его щеки. Дробов встал:

— Познакомьтесь, Татьяна Дмитриевна, это доктор биологических наук Кузьма Петрович Платонов.

Ученый заулыбался открыто, почти по-детски, что никак не вязалось с его тучной, солидной внешностью. Ладонь его была широкой, и сам он казался широким, приземистым, неуклюжим. Глаза под очками казались особенно выпуклыми. Таня смутилась, покрылась красными пятнами, когда рядом услышала:

— Позвольте и мне представиться: Юрий Блинов. Просто Юра. Танин товарищ, с ее позволения…

— Очень приятно, очень… Платонов…

Таня была уверена, что ученый сказал все это не без иронии. Но Юрка, пожав уже руку Дмитрию Александровичу и бросив небрежно «салют» Дробову, тащил от соседнего столика пятый стул. Поудобней устроившись, он раскрыл перед Таней меню. Можно было подумать, что это общество всю жизнь устраивало его. Таня бросила виноватый взгляд на отца.

— Нет, нет. На меня не рассчитывайте, дети мои. Я поужинал. Допью рислинг — и ходу. Может, Кузьма Петрович с Андреем Андреевичем составят компанию?

— Я пас, — чуть оторвав от стола широкие ладони, объявил ученый.

— Я тоже, — поддержал его Дробов.

Юрка был рад. Взглянул же на Таню с жалобным выражением совсем по другой причине. Тут бы графинчик «столичной», копченой колбаски, к пиву — сырку, заливное — к водочке… Часок, другой посидеть, заказать джазу твист… Денег у Юрки хватало. В Еловске их девать некуда. В Бирюсинске можно и «развернуться», только как Таня?

Таня сказала, что есть будет шницель и выпьет чаю с лимоном.

Уже в самый последний момент, на собственный риск, Юрка шепнул официантке:

— Прибавьте бутылочку рислинга.

Встреча с Дробовым обрадовала Таню. Они обменялись несколькими ничего не значащими фразами, и тут же Андрей спохватился:

— Вы так и не закончили свой рассказ, Кузьма Петрович.

— Да, да. Но за столом обо всем не расскажешь. В общем, Андрей Андреевич, вы сами будущий кандидат наук, сами понимаете, что процессы самоочищения в студеной байнурской воде протекают замедленно. Сейчас окончательно установлено, что течения в Байнуре охватывают не только поверхностные, но и глубинные слои воды. А тут уж судите сами. Значит, азот и фосфор, скипидар и хлор — все, что может оказаться в промышленных стоках, — будет губительно сказываться прежде всего на животном мире Байнура.

Таня подняла глаза на Андрея. Андрей внимательно наблюдал, за ней. То, что он собирался стать ученым, приятно ее удивило. И тут же она почувствовала себя обиженной. Можно было не возвращать Платонова к разговору, который был до ее прихода. Еще минуту назад ей хотелось с Юркой, Андреем, отцом побродить по вечернему Бирюсинску, теперь желание это угасло, как искра на дождливом ветру.

Со шницелем она расправлялась молча. Юрка хотел наполнить всем рюмки, но Дробов первым сказал:

— Мне не надо…

Отец тоже не захотел ничего, кроме чая. Отказался от вина и доктор наук. Тане стало больно за Юрку. Кто, кто, а Дробов мог поддержать Юрку ради нее.

— Я выпью немного, — сказала она.

Юрка, может, и заслуживал худшего, но почему это должен подчеркивать Дробов? Себялюб! Лоб разобьет, но докажет свое.

И тут в Тане заговорил второй человек. Тем же сердцем она поняла, что зря осуждает так резко Андрея. Каждый имеет право на личное мнение… Но каждый должен иметь и такт! В конце концов дело не в Юрке, а в ней…

— Вы будете завтра еще в Бирюсинске? — спросил ее Дробов.

Она вопросительно подняла брови, сделала вид, что не расслышала. Он вынужден был повторить.

— С утра буду занята, а вечером в гости иду к подруге…

— Ну, мне пора, — заявил Платонов.

— И мне, — поддержал его Коренев.

— Я тоже с вами, — поднялся из-за стола Дробов.

Юрка вскочил, протянул руку Кореневу:

— До свидания, Дмитрий Александрович, до свидания, Кузьма Петрович…

— Счастливо оставаться, молодой человек, — улыбнулся ученый, — будьте здоровы, Татьяна Дмитриевна.

Юрка ликовал. Наконец они одни. Он долил рюмки, но Таня взялась за чай. Она пила, обжигая губы, маленькими глотками, не поднимая головы.

— Я закажу мороженое.

— Нет, — остановила она и твердо добавила: — Нет!

Он рассчитался с официанткой, и они вышли на улицу, уже заполненную отдыхающими. Большинство шло к парку, к реке. Он взял Таню под руку.

— Нет, — сказала она, — я домой.

— Я провожу!

— Не надо. Завтра в девять жду в совнархозе…

Сунув руки в карман и сжав кулаки, Юрка с минуту смотрел ей вслед. Потом сплюнул со злостью, пошел в ресторан.

Назавтра Юрка пришел в скверик у совнархоза за час до назначенного времени. Вид у него был такой, словно только что он пережил морскую качку, приходит в себя. Сильно болела голова, утренняя прохлада почти не освежала. Проходивший мимо милиционер окинул его подозрительным взглядом, остановился. На счастье, в конце длинной аллеи появилась Таня. Она шла быстро, ветер шевелил ее пышные волосы, плотно охватывал платьем фигуру, обрисовывал резко очерченную грудь и длинные сильные ноги в белых босоножках на модной шпильке.