Моральное воспитание - [95]
Есть, однако, сила, которая в состоянии сейчас и была в состоянии в те времена сдерживать данное умонастроение: это моральное мнение окружающей среды. Именно оно должно защищать ребенка от власти этого умонастроения, напоминать о моральной природе, которая присутствует в нем по крайней мере в зародышевом состоянии и должна внушать уважение к ребенку. Именно таким образом злоупотребления, на которые легко идет цивилизованный человек в его отношениях с низшими обществами, начинают ограничиваться с тех пор, как лучше информированное общественное мнение оказывается в состоянии следить за тем, что происходит в далеких странах, и судить об этом. Но средневековые школы были организованы как раз так, что общественное мнение почти не могло туда проникать. Корпорация учителей, как, впрочем, и все корпорации, была обществом закрытым, запертым по отношению к внешнему миру, замкнутым на самом себе, почти тайным обществом. Само государство не должно было в принципе вмешиваться в ее жизнь. Ученик коллежа был, таким образом, полностью отделен от внешней среды; общение между ним и его родителями было редким, иногда оно было запрещено. В этих условиях прогресс общественного сознания почти не мог оказывать воздействие на практику школьной дисциплины. И вот почему последняя так долго упорствовала в своих заблуждениях. Вопреки ярко выраженным протестам, которые были слышны (причем и в разгар Средневековья), вопреки попыткам реформ, исходящим от гражданских властей, древние практики сохраняются, как и в других корпорациях, вплоть до того дня, когда школа начинает, наконец, выходить из тени, в которой она скрывалась от посторонних взглядов, и не боится больше открываться внешней жизни и дневному свету.
Итак, причина зла – это формирование школы. И если я посчитал полезным рассмотреть этот вопрос, то не только по причине его исторического интереса, но также и потому, что он дает мне возможность лучше определить специфическую черту того общества, каковым является школа, и той особой жизни, которая в ней протекает. Поскольку это общество естественным образом имеет монархическую форму, оно легко вырождается в деспотию. Это опасность, на которую всегда нужно обращать внимание, чтобы от нее защититься; и опасность эта тем более велика, что разрыв между учителем и учениками значителен, так как последние моложе. Подлинное средство предотвратить эту опасность – не давать школе слишком замыкаться в себе самой, чтобы она не жила исключительно своей собственной жизнью, не обретала узкопрофессиональный характер. Она может защищаться от самой себя только путем увеличения точек соприкосновения с внешним миром. Сама по себе, как и всякая сформировавшаяся группа, она стремится к автономии; она нелегко соглашается с контролем; и тем не менее он ей необходим, не только с интеллектуальной, но и с моральной точки зрения.
Ребенка не только нельзя бить; следует также запретить себе любое наказание, способное причинить вред здоровью ребенка. По этой причине к лишению отдыха нужно прибегать с большой сдержанностью; оно никогда не должно быть полным. Лишение игры во время отдыха не обладает теми же недостатками и содержит даже серьезные преимущества. Следует возвести в принцип, что ребенку, который поступил плохо и стал объектом осуждения, не до игры. Игра, вместе с сопровождающими ее радостью и подъемом, должна рассматриваться как внешнее проявление внутреннего чувства удовлетворения, которое невозможно испытывать, когда люди не выполняют свой долг. Здесь поэтому имеет место наказание правомерное, эффективное, способное вызывать или поддерживать у ребенка чувство раскаяния, которое должно следовать за провинностью и которому противостоят лишь некоторые трудности применения.
Но исключать вредные наказания недостаточно; нужно найти преимущественно такие, которые могут приносить пользу тем, кто им подвергается. В целом порядок наказаний взрослых все более вдохновляется гуманными чувствами; он все больше становится своего рода педагогикой виновного. Педагогика в собственном смысле не может, разумеется, отказаться от решения этих же проблем. Вот почему неразумные тяжкие повинности былых времен, не имевшие иной цели, кроме как досадить ребенку, принудительно занимая его утомительной работой, окончательно исчезли. К тому же они были лишены всякой моральной действенности. Чтобы наказание имело какое-либо воспитательное воздействие на того, на кого оно налагается, нужно, чтобы оно представлялось ему достойным уважения. Но принудительный труд – абсурдное явление, лишенное всякого смысла, а то, что абсурдно, люди презирают. Необходимо, следовательно, чтобы дополнительные задачи, выполнять которые принуждают провинившегося ребенка, носили тот же самый характер, что и его обычные обязанности, и чтобы они понимались и применялись в качестве таковых.
