Моральное воспитание - [93]

То, что воспитание необходимо является более суровым у цивилизованного человека, чем у «примитивного», можно легко объяснить. Жизнь последнего проста: его мысли малочисленны и не сложны; его занятия не отличаются разнообразием и постоянно повторяются. Вполне естественно поэтому, что воспитание, готовящее ребенка к той жизни, которая однажды для него наступит, должно обладать такой же простотой. Можно даже сказать, что в такого рода обществах оно почти не существует. Ребенок легко узнает все, что ему нужно узнать, посредством прямого и личного опыта; его обучает жизнь, и родители могут, так сказать, не вмешиваться. Доминирует, таким образом, принцип laissez faire, а потому систематическая, организованная суровость не имеет смысла. Настоящее воспитание начинается лишь тогда, когда ментальная и моральная культура, достигнутая человечеством, становится слишком сложной и играет роль слишком важную в структуре совместной жизни, чтобы можно было оставить на волю случайных обстоятельств заботу о ее передаче от одного поколения к последующему. Старшие тогда ощущают необходимость вмешиваться, самим осуществлять эту обязательную передачу, кратчайшими путями, прямо передавая идеи, чувства, знания от их сознания в сознание молодых людей. Вместо того чтобы предоставить последним обучаться самим, спонтанно, по рекомендациям жизни, их обучают. Но подобное воздействие обязательно содержит нечто принудительное и утомительное, так как оно принуждает ребенка выходить за пределы его детской природы, насиловать ее, поскольку речь идет о том, чтобы заставить ее созреть раньше, чем эта природа предусматривает; поскольку вследствие этого, вместо того чтобы дать его деятельности свободно плыть по воле обстоятельств, нужно, чтобы ребенок преднамеренно, приложив усилие, сосредоточил ее на тех предметах, которые ему навязаны. Словом, цивилизация обязательно имела своим следствием то, что она несколько омрачала жизнь ребенка; обучение далеко не притягивает спонтанно ребенка, как утверждает Толстой. Если же мы будем помнить, что на этой фазе истории насильственные методы применяются постоянно, что они нисколько не оскорбляют сознание, что только они обладают необходимой эффективностью, чтобы воздействовать на грубые натуры, то мы легко поймем, почему первоначальные этапы культуры отмечены появлением телесных наказаний.

Но это лишь частичное объяснение рассмотренных фактов. Оно вполне позволяет понять, как телесные наказания появляются на заре цивилизации. Но если бы не действовала никакая другая причина, то мы должны были бы увидеть, как использование этих наказаний постепенно теряет под собой почву по сравнению с тем временем, когда они вошли в обиход. Ведь, поскольку моральное сознание народов постепенно становится тоньше, поскольку нравы смягчаются, эти формы насилия должны были вызывать все большее отвращение. И тем не менее мы видели, что эта репрессивная система не только не регрессирует, но, наоборот, развивается в течение многих столетий, по мере того как люди все больше цивилизуются. Она достигает своего апогея к концу Средневековья, и, однако, не вызывает сомнений, что христианские общества начала XVI в. достигли более высокой морали, чем римское общество во времена Августа. Учитывая это, особенно трудно объяснить ту силу сопротивления, с которой отмеченные варварские практики вплоть до наших дней противостояли всем запретам, направленным против них. Нужно, следовательно, чтобы в самой структуре школы было нечто, что толкает школу в данном направлении. И в самом деле, мы увидим, что устойчивость этой дисциплины есть следствие более общего закона, который мы определим в ближайшей лекции и который нам позволит выявить один из отличительных признаков той социальной жизни sui generis, каковую представляет собой школьная жизнь.

Лекция тринадцатая Школьное наказание (окончание). Вознаграждения

Мы выяснили в предыдущей лекции, что метод телесных наказаний не зародился в семье, с тем чтобы оттуда перейти в школу, но сформировался в самой школе, и с течением времени он развивался по мере того, как развивалась сама школа; мы начали выяснять, каковы могли быть причины этой примечательной связи. Конечно, мы хорошо понимаем, что начиная с того момента, когда человеческая культура достигла определенного уровня развития, методы, предназначенные для ее передачи, должны были проникаться большей строгостью. Поскольку она становилась все более сложной, невозможно было больше оставлять на случайное стечение событий и обстоятельств заботу о том, чтобы обеспечивать ее передачу; требовалось выигрывать время, действовать быстро, и вмешательство человека в этот процесс стало обязательным. Но подобная деятельность обязательно имеет своим следствием насилие над природой, так как ее цель – переместить ребенка на определенный уровень искусственно ускоренной зрелости; понятно, что для достижения желаемого результата необходимы средства, связанные со значительными затратами энергии. А поскольку общественное сознание обладало тогда лишь слабым неприятием насильственных методов, к тому же только такие методы были способны воздействовать на грубые натуры того времени, то становится понятно, что они и использовались. Именно таким образом метод телесных наказаний сформировался, как только человечество вышло из состояния первобытного варварства, как только, следовательно, появилась школа: ведь школа и цивилизация – явления современные и тесно между собой связанные. Но таким образом мы не объясняем то, что эти дисциплинарные методы усиливались в течение столетий, именно в то время, как по мере прогресса цивилизации нравы в процессе своего развития смягчались. Это смягчение нравов должно было сделать явно нетерпимыми практики жестокого обращения. Особенно необъяснимыми в связи с этим являются, по сообщениям историков, подлинный расцвет мучительных наказаний, разгул насилия в XIV, XV и XVI вв., в школах, где, согласно выражению Монтеня, слышались «лишь крики наказываемых учеников и опьяненных гневом учителей» (I, XXV). Иногда эти крайности связывали с монастырской моралью, с концепцией аскетизма, которая считала страдание благом и приписывала боли всякого рода мистические добродетели. Но мы обнаружили те же практики и в школах протестантской Германии. Случается даже, что сегодня основной принцип этой системы полностью уничтожен в католических странах, таких как Франция, Испания, Италия, Бельгия и Австрия; тогда как он сохраняется еще, в смягченных формах, в Пруссии и Англии. Причина в том, что он связан не с той или иной конфессиональной особенностью, но с некой основополагающей характерной чертой школы в целом.