Мопассан - [32]
19 декабря 1878 года появился приказ о зачислении Ги в министерство народного образования. Через шесть недель Мак-Магон уходит в отставку, и вскоре Жюль Ферри сменит Аженора Барду на посту министра. В этой политической обстановке Мопассан обосновался на улице Гренель, где, помещалось министерство народного образования.
На левом берегу Сены атмосфера вполне благоприятная. Начальник отдела Ксавье Шарм не без задней мысли покровительствует своему подопечному — добрую половину дел он перекладывает на нового чиновника. Отдел, которым руководил Ксавье Шарм, осуществлял культурные связи с литературными и научными обществами — одним словом, был прототипом теперешнего Управления по делам искусств и литературы… Однако Мопассан предпочитает, так же как и в армии, оставаться на вторых ролях и всячески старается избежать ответственных поручений, исполняя лишь самые несложные.
Прожив шесть лет на улице Монсей, 2, в полуподвальной комнатушке без света и воздуха, Ги с ноября 1876 года поселяется в доме 17 по улице Клозель, куда перевозит несколько дорогих ему вещей из старой квартиры: старинный ковер, изображающий сцену охоты, кровать в стиле Людовика XIII, которая будет следовать за ним повсюду на протяжении всей жизни, и, конечно, руку трупа.
Мопассан по-прежнему жалуется на нехватку денег. Флобер в январе 1879 года сломал себе ногу, и Ги хотелось съездить навестить его. Служа в морском министерстве, он платил за железнодорожный билет лишь четверть его стоимости. Дорога в Руан обходилась ему в девять франков в оба конца. Теперь же за билет во втором классе Ги должен заплатить 36 франков. И он был вынужден отказаться от поездки.
Но главным образом угнетает его нехватка времени. Река и фехтование, женщины, служба, хотя он ею и пренебрегает, собственная работа совершенно заедают его — и к тому же постоянное недомогание. И ко всему этому еще добавляются светские обязанности, многочисленные приглашения. Как тут отказать! Начиная уже с 1878.года он жалуется: «У меня не менее десяти совершенно обязательных визитов, а это означает не менее трех недель потерянного рабочего времени. Совершенно невозможно чем-либо заниматься в те дни, когда выходишь, так что я не могу работать более четырех вечеров в неделю».
Ги рассчитывает свое время почти с той же точностью, что и бюджет.
«Десять визитов (возьмем девять), которые нужно сделать в течение трех недель. Я же говорю, что у меня остается всего четыре свободных вечера в неделю, и это правда. Да еще отнимем воскресенье. День, который я провожу у Флобера, лишает меня спокойствия, необходимого для работы. В четверг, пообедав с друзьями, я отправляюсь к Золя». Об этом же он пишет и в следующем году: «Однако следовало бы понимать, как трудна, сложна и перегружена жизнь такого бедного малого, как я, который до шести часов на службе, а потом тотчас же берется за работу над другими вещами».
В апреле он сумел частично возместить свой моральный долг перед Флобером, раздобыв для него пост «внештатного» библиотекаря в библиотеке Мазарини — по существу, негласную пенсию. Это дает нам забавное представление о великодушии молодой Третьей республики. Благодаря синекуре существуют многие писатели, а шестьсот литераторов открыто или негласно получают пенсию.
Ги написал Каролине Комманвиль: «Милостивая сударыня и дорогой друг, действительно, министр намерен предоставить вашему дядюшке пенсию, на которую, мне Йажется, в конце концов нужно согласиться. Это будет, конечно, храниться от него в тайне. Главное, чтобы он не узнал, что я вам об этом рассказал».
И вдруг все всколыхнулось! 1 ноября 1879 года один из друзей Ги, Гарри Алис, опубликовал в журнале «Ревю модерн э натюралист» поэму Мопассана «На берегу», напечатанную тремя годами ранее в «Репюблик де летр» Катюля Мендеса под псевдонимом Ги де Вальмон. Трибунал Этампа (город, где издавался журнал) возбуждает дело против автора за оскорбление нравов и общественной морали.
Мопассана преследуют именно за те стихи, которые Флобер некогда показывал своему другу министру Барду. Ги настойчиво, в торжественных, чуть ли не высокопарных выражениях призывает Флобера на помощь: «Ваше особое, исключительное положение гениального человека, преследовавшегося по суду за шедевр, который был с трудом оправдан, затем превознесен и в конце концов признан безупречным всеми литературными направлениями, оказало бы мне неоценимую помощь. По мнению моего адвоката, дело бы немедленно замяли после опубликования вашего письма. Было бы желательно обнародовать его немедленно, дабы оно походило на непосредственное утешение ученика учителем». «Наверное, скоро потеряю место и окажусь на мостовой. Приятная перспектива! Скажу вам совершенно конфиденциально, что «Нана» очень близка к запрещению, а меня, я полагаю, преследуют только для того, чтобы добраться по стремянке до Золя… Мне твердят повсюду, и притом на основании авторитетных источников, что меня, безусловно, осудят. Следовательно, здесь что-то кроется… Уверяют, что… я намеченная жертва для того, чтобы потом расправиться с Золя».
