Монумент - [2]

— Глупостей? — невнятно сказал Баллас.

— Ну, в смысле… Вы не начнете буянить? У нас мирное заведение, сударь. Более или менее. Нам не нужны неприятности.

— Ты меня прогоняешь? — спросил Баллас. У него был глуховатый голос, и он чуть заметно картавил.

— Нет-нет, — поспешно ответила девушка.

— Служанка не должна указывать клиенту, как себя вести. Пусть даже он собирается устроить драку. Иначе заведение рискует его лишиться, — сказал Баллас. — Я оставил здесь много денег…

— Вы не поняли меня, сударь, — перебила прислужница.

— Все я отлично понял, — буркнул Баллас, поднимаясь на ноги. — Мне здесь не рады, верно? Ну и ладно. Есть в Соритерате места и получше. Такие, где человек может пить сколько влезет, и никто не погонит его вон…

Обойдя стол, Баллас пошатнулся. Пол под ногами качался, как палуба корабля в бурю. Он оказался пьянее, чем ожидал. Баллас глубоко вдохнул и направился к двери. Путь пролегал мимо длинного стола каменщиков. Проходя мимо, Баллас запнулся и врезался точно в рыжего нахала. Паренек выпустил кружку, она опрокинулась, эль потек по столу. Грязно выругавшись, юнец вскочил на ноги.

— Проклятый осел! — рявкнул он, яростно сверкая глазами. — Ходить прямо и то не можешь? Глянь, что ты наделал! — Он кивнул на разлитый эль.

— Случайность, — пробормотал Баллас. — Я пьян. Каждый шаг — целое дело. Извини.

Парень сморщил нос.

— Вблизи ты воняешь еще отвратнее. Хуже навозной кучи! — Он с силой толкнул Балласа в грудь. Баллас споткнулся о табурет и повалился на пол. Каменщик навис над ним.

— Ты должен мне кружку эля.

— У меня нет денег, — тихо ответил Баллас. — У меня нет… ничего.

— Человек, не имеющий денег, не мог столько выпить.

— У человека, выпившего столько, — отозвался Баллас, с трудом поднимаясь на ноги, — едва ли могла остаться хоть пара монет. Я выжрал достаточно, чтобы разорить Благого Магистра и заложить Сакрос.

— Не ври! — рявкнул каменщик, надвигаясь на него.

— Эй! — крикнула служанка, благоразумно оставаясь в противоположном углу зала. — Вы, там! А ну прекратите! Не то я хозяина позову! А у него есть волкодав, здоровый, как бык, и очень злой. Желаете, чтобы хозяин спустил его на вас? — Девушка перевела взгляд на Балласа. — Собирались уходить? Вот и уходите. Как только я вас увидела, сразу поняла, что вы дурной человек.

— Да неужто? Тогда ты умнее, чем кажешься. — Баллас смерил взглядом рыжего каменщика. Ему хотелось оскорбить этого самодовольного нахала. Сказать что-нибудь обидное. И он отлично знал что. Парень стесняется своих веснушек. Ему охота казаться мужчиной, сильным и взрослым. Или можно было бы пройтись по поводу его прыщей: красноватые, наполненные гноем пупырышки напоминали всем окружающим, что он еще юнец…

Баллас не сказал ничего. Мудрее всего было просто уйти. Развернувшись на каблуках, он побрел к двери.

Близились сумерки. Лучи заходящего, по-осеннему прохладного солнца освещали улицу. Вместо мостовой под ногами лежал слой прихваченной морозцем грязи. По обеим сторонам высились здания, выстроенные из бледно-серого камня. Многие из них давным-давно не подновлялись: камни обросли мхом и плесенью, деревянные части подгнили, с дверей и наличников давно сошли последние следы краски. В основном это были кабаки и разного рода увеселительные заведения отнюдь не самого высокого пошиба. Баллас пробыл в Соритерате лишь несколько дней, но неплохо в нем ориентировался. И этот конкретный район был одним из самых грязных и убогих — не только в городе, но, кажется, и во всем Друине.

Соритерат… Священный город. Резиденция глав Церкви. Но как же мало в нем было роскоши и блеска! В центральных кварталах и впрямь стояли величественные здания, но по большей части Соритерат походил на все прочие города Друина — грязь, вонь и нищета царили здесь безраздельно. Дома, кабаки и лавки, выстроенные из бледного, крошащегося от времени камня, лепились стена к стене — лишь бы вместить как можно больше душ. Над всем этим витал знакомый, такой привычный для всех городов запах: смесь гниющей растительности и разлагающейся плоти. Зеленщики выкидывали нераспроданный товар прямо на улицу. Туда же выплескивались и помои. Дохлые собаки, кошки и крысы, валявшиеся посреди мостовых, тоже были неотъемлемой частью городского пейзажа. Подобная судьба ожидала и многих людей… Впрочем, иногда человеческие тела находили последнее упокоение в реке Гасталлен. Временами Церковь Пилигримов принималась бороться с эпидемиями, и тогда по всему городу зажигались костры, наполняя воздух черным дымом и вонью горелого мяса. Да, Соритерат именовался священным городом; но слишком уж он напоминал преисподнюю…

Порыв ледяного ветра пронесся по улице, обдав Балласа холодом. Он вздрогнул и зябко поежился.

— Ладно, давай-ка посмотрим, что у нас тут имеется. — Баллас разжал кулак. В ладони покоился кошелек каменщика. Украсть его было нетрудно: нарочно столкнувшись с рыжим юнцом, Баллас перерезал шнурок острым осколком бутылки. Вся операция не заняла и двух секунд.

— Сегодня ночью, — пробормотал Баллас, — мне не придется спать на улице.

И все же что-то было не так. Вроде бы кошель наполнен под завязку, и все же он казался слишком легким. Баллас подкинул его на ладони. Сквозь ткань ощущались твердые края монет, но веса — привычного и приятного веса денег — не было вовсе. Баллас, нахмурился и вывалил из кошеля монеты. А увидев их, прошипел проклятие: деньги оказались деревянными. Он в ярости швырнул их на землю.