Моногамия - [73]

Глава 11

Вскоре, после нашего приезда, моих детей сразил американский грипп. Они, американцы, ласково величают его «flu», и этот флю играет в жестокие игры с новобранцами, нешуточно приближая их к грани, где близость трагичности неожиданно обжигает вас своим ледяным холодом, переполняя страхом и отчаянием. Я испугалась тогда очень сильно, больше всего за сына, больного астмой, но, к моему удивлению, основной удар пришёлся на дочь: лихорадочный лающий кашель, называемый ларингитом или крупом у нас, бывшем СССР, накрыл нас своей пугающей упорностью ближе к трём часам ночи. Раздавленная страхом и переживаниями в новой для меня стране, где я ничего не знала о медицине, я была поражена не тяжестью американской болезни, относимой к группе ОРЗ, а тем, как вёл себя Алекс: он принёс Соню мне, задыхающуюся от кашля и отёкшей гортани, спросил спокойно, без паники, но с сильным беспокойством, что делать ему, затем послушно выполнил всё: быстро укутал её и вынес на террасу, что обязательно при приступах ларингита, ведь там ей будет легче дышать.

Когда я вышла к ним, с горячим молоком, что также должно было помочь нам, застала неимоверно трогательную, пробирающую до изнеможения душу картину: Алекс качал Соню на руках, склонившись над ней и целуя с такой всепоглощающей нежностью, что у меня защемило в сердце. Он что-то пел ей тихим, ласковым голосом, таким, какой может быть только у человека близкого, родного, того, который никогда не бросит в беде, не спасует, не предаст, всегда поможет. Его широкие плечи и его сильные руки стали колыбелью для неё, эта невыразимая трансформация всегда манящей сексуальности в надёжное, крепкое и такое нежное убежище для моего ребёнка была настолько умиротворяющей, полной любви и искреннего желания отдать свои силы крохотному телу маленькой девочки, совершенно чужой ему, но так нуждающейся сейчас в его силе, его помощи.

Эта картина перевернула моё сознание, я увидела Алекса в совершенно новом свете, он вновь покорял меня, сам того не желая, ведь в то время он был очень далёк от стремления делать что-либо в угоду мне, слишком далёк…

И Соне полегчало, я впервые видела, чтобы это случилось так быстро, ведь, как правило, ночной приступ ларингита длится не менее двух часов, на этот раз на всё ушло не более 30 минут. Я попыталась забрать спящую дочь, чтобы дать ему возможность отдохнуть, ведь всего через два часа будильник из смартфона жалобным стоном призовёт Алекса на пробежку, начнётся его день, неизменно тяжёлый, как всегда перегруженный событиями, проблемами, неординарными ситуациями, требующими его внимания, и людьми сложными, требовательными, неумелыми, ошибающимися. Я знаю, насколько важен для него отдых, ведь сам он совсем недавно перенёс страшное, едва не убившее его, но Алекс жестом показывает мне, что не нужно беспокоиться, он будет с Соней так долго, как потребуется ей. Я долго сижу на большом мягком диване напротив и наблюдаю за тем, как он держит её, как поправляет одеяло, как иногда целует её в лоб с любовью, и незаметно для себя самой засыпаю. Проснувшись, обнаруживаю себя, укрытую пледом, а Соню, мирно посапывающую рядом, целую, невредимую, и, кажется, уже практически здоровую.

Tycho-A-Walk

Через неделю спускаюсь поздним субботним утром на кухню с одной лишь только мыслью — сварить себе кофе. Алекс, вальяжно раскинувшись у стеклянной стены, с блаженным лицом и невиданной скоростью печатает сообщения в MCN на своём ноутбуке.

— Привет, — бросаю почти небрежно.

— Привет, — в его голосе почти мягкость.

Я молча занимаюсь свои утренним напитком и чувствую, как когда-то очень много лет назад в Кишинёве, спиной его взгляд. Поворачиваюсь, он тут же спрашивает:

— Сегодня обещали тёплый солнечный день, полный штиль — прекрасная погода для морских прогулок. Не хочешь на яхте прокатиться?

— С детьми или без?

— В этот раз лучше без. С детьми можно спланировать отдельно такой же укэнд.

— Почему бы и нет, — а у самой аж сердце подпрыгнуло, ну наконец, думаю, решился. Хочет остаться наедине, ему так проще сделать шаг. Мы такое уже проходили. Давно.

— Отлично, — слышу по голосу, улыбается.

Определённо грядут перемены. Может аннулировать билеты? Всё равно большую часть денег сдерут в качестве неустойки, так что нет никакой разницы.

— Тогда через час будь готова, пожалуйста, — его тон непривычно дружелюбен, и я, кажется, даже оторвала ноги от земли, воспарив в блаженно-радужном ожидании. Только виду не подала.

Через час я, совершенно готовая, в джинсах, майке и толстовке, потому что ещё не так уж и тепло в апреле, спускаюсь на кухню и вижу Алекса — на нём сине-серебристый шикарнейший модный пиджак, джинсы и майка с навороченным принтом. Он похож на денди, и не скажешь, что несколько месяцев назад на ладан дышал. Спрашиваю:

— Чего ты так вырядился для морской прогулки?

— Ну, обычно на такие мероприятия именно так и облачаются, — а сам смотрит на мои старые джинсы и батник с недоумением.

Я, не осознав до конца ситуации, но смело предположив, что Алекс намеревается извиниться за своё поведение и торжественно попросить моей руки, пусть поздно, но лучше так, направляюсь к двери, ведущей в сторону гаражей, а он с недоумением спрашивает: