Моногамия. Бонус. О возрасте в сексе и о сексе в возрасте - [11]

— Видите, что происходит, — мягко подытоживает мой муж и даже не озвучивает очевидную всем истину. — Поэтому не смейте им мешать! Не лезьте!

— Зарос он у вас, однако. Стричь его не пробовали? — вопрошает Лурдес.

— Он не любит! — отрезает мой муж, и в его тоне столько решимости, что кажется, возьми кто-нибудь в этот момент в руки ножницы, он бы кинулся защищать сына грудью.

— Есть вариант поручить это дело Айви — пусть хоть как-нибудь отрежет ему эту чёлку, а ты придержи пряди, — предлагает ему Соня.

— А это идея! — соглашается Алекс, радуясь больше, конечно, не блестящей мысли Сони, а тому факту, что она не отвергает Амаэля, позволяя ему быть рядом со своей дочерью после всех провокационных вопросов, что он задал.

Мы с Алексом решаем выдвинуться на переговоры вместе:

— Сынок, — муж опускается на колени рядом с ним, — ты позволишь Айви остричь тебе пару прядей?

— Тех, что мешают тебе видеть? — добавляю.

Моего сына мгновенно передёргивает, но он не говорит «нет». Молчит, удерживая страдальческое выражение лица.

— Я аккуратно, — тихонько отзывается Айви. — Не бойся, тебе не будет больно, — гладит его по голове своей ладошкой.

А мы с мужем в прострации, потому что Амаэль закрывает глаза и через короткое время соглашается:

— Хорошо.

Я придерживаю сыну волосы, отмеряя своей рукой длину, а Алекс помогает Айви справиться с ножницами, пока наш страдалец покорно сидит, зажмурившись и не дыша. Мы укорачиваем чёлку и даже успеваем немного придать его причёске форму, отстригая пряди по бокам, пока хватает его терпения.

— Всё! Хватит! — резко начинает сопротивляться, и мы больше не решаемся его мучить.

Айви довольно расправляет его кудрявые пряди со словами:

— Классно же получилось!

— Я выглядел в его возрасте точно также! — довольно заявляет мой муж, а я смотрю на сына и вспоминаю детские фотографии Алекса: действительно, его стригли точно так же, и только теперь мне ясно, почему.

— Слава Богу, постриглись, — выдыхаю, — в ближайшие месяцы можно дышать спокойно! Спасибо, Соняша, за идею! — кричу дочери.

— Па-жа-ла-ста! — отвечает она, широко улыбаясь.

Глава седьмая. Алекс

Random Forest — Awakening

Некоторые женщины умеют соблазнять, ничего не делая намеренно, даже не желая этого. Само их существование — соблазн. Честно говоря, я встречал таких не много, и самая талантливая из всех — моя жена. Стоит ей войти в комнату, и мои мысли, какими бы они ни были, всегда принимают форму одного и того же русла — сексуального. Причём не имеет значения ни что на ней надето, ни как она причёсана, ни даже то, в каком она настроении. А если злится, для меня это вообще красная тряпка — я возбуждаюсь, как юнец. Мозг плавится от желания оголить её, приставить к стенке, а ещё лучше уложить животом на какой-нибудь стол или спинку софы и сделать ей очень-очень приятно именно в такой позе, когда она беспомощна и находится в полной моей власти. Но сильнее всего я хочу её, когда злюсь сам. Хоть и редко, но это случается: сколько бы мы ни говорили, и сколько бы я ни объяснял ей некоторые очень простые и очевидные вещи, она была и остаётся пуританкой, старающейся втиснуть свою и мою жизнь в некие одной ей известные рамки.

Я думал, взорвусь, когда на прошлой неделе она заявила, что нам необходимо привести свою сексуальную жизнь в соответствие с нашим возрастом. Что ей, видите ли, стыдно и неловко! Честно говоря, я не ожидал от неё подобного, был уверен, что мы давно всё прояснили с этой темой. Оказывается, нет.

Я задумал наглядно ей показать, от чего она собирается отказываться в угоду идиотским нормам, придуманным неизвестно кем и непонятно зачем, а вышло так, что довёл до слёз. Теперь на сердце камень, потому что допустимый лимит обид жене я исчерпал очень давно, ещё в своей ранней зрелости. После гибели нашего сына я сказал себе: «Относись к ней, как к божеству. Люби, балуй, рисуй для неё сказку и никогда, никак и ничем не обижай. И вот уже годы напролёт я свято следую этой установке, сдувая всякий намёк на огорчение с ауры своей неотразимой супруги.

Уже поздний вечер, дети и внуки давно спят, а мы с Лерой доделываем свои текущие дела, сидя за нашим маленьким дубовым столом на кофейных диванах: она пишет свою книгу, а я продумываю концепцию дома, который хочу подарить другу.

— Лера, Лера, Лерочкааа… — шепчу ей на ухо, и она вздрагивает от неожиданности.

— Что? — спрашивает, удивлённо разглядывая моё лицо.

— Пойдём, подержишь мне ноги — я пресс качать буду, — прошу.

— Чего? — в удивлении поднимает брови. — С каких это пор тебе требуется моя помощь?

— С тех самых, душа моя, как ты написала свои главы про наше путешествие в Испанию в юности!

Догадка осеняет её лицо улыбкой и игривостью:

— Да ну тебя!

— Ну почему же, раз уж тебе так нравится смотреть на мои занятия спортом, зачем же отказывать себе в удовольствии? Мне совсем ничего не стоит позаниматься чем-нибудь таким-эдаким у тебя на глазах! Вот сядешь мне на ноги, а я поработаю над прессом, — предлагаю.

И она соглашается, но с какой-то до умопомрачения стыдливой улыбкой, что одновременно и злит меня и заводит.

Я разыгрываю для неё спектакль, театрально обнажая грудь, а она отводит взгляд в сторону и хихикает, как девятиклассница. А мне это нравится, тааак нравится… Особенно, когда моя жена, уже сидя на моих ногах, плотоядно разглядывает работающие мышцы на моём прессе и груди, затем не выдерживает и водит по ним своими изящными пальцами с моим любимым красным маникюром.