Моногамия. Бонус. О возрасте в сексе и о сексе в возрасте - [13]

— Что? — спрашиваю шёпотом у самого её уха.

— Я бы сказала тебе: «Алекс, ты невероятный, непохожий ни на кого, ты необыкновенный, лучший из лучших! Ты знаешь, как сложно не влюбится в тебя? Очень сложно!».

— И всё?

— Нет не всё. У меня бы ещё оставалось время, чтобы успеть произнести главное…

— Главное?

— Да, главное. Я бы сказала тебе это, сказала бы… Алекс, я люблю тебя! Хоть мне и нельзя…

Я чувствую в это мгновение нечто очень острое и болезненное. Медленно стягиваю очки и тру пальцами уставшие за день глаза, пытаясь отвлечься, но у меня не выходит. Я хочу сейчас видеть выражение её лица, поэтому беру его в свои ладони и поднимаю так, чтобы иметь возможность заглянуть в любимую синеву и увидеть в ней самое лучшее средство от всех моих застарелых ран — её любовь ко мне. И Лера смотрит на меня своим особенным взглядом, проникающим в самую глубь, касающимся души:

— Знаешь, я бы много чего отдал за то, чтобы услышать эти слова от тебя… именно от тебя и только от тебя в мои двадцать пять.

— Что бы ты отдал?

— Да всё: успех, деньги, признание, роскошь, все до единого достижения. Но ни одного дня своей жизни не отдал бы, ни единого, сколько бы мне их не было отмерено — все они будут прожиты рядом с тобой, поэтому — ни одного даже часа.

— Так ценны они для тебя были, те слова?

— Ценнее нет ничего на свете.

— И что бы ты с ними сделал?

— Я бы забрал тебя себе. Выкрал бы, выманил, утащил, выдрал бы силой и никогда никому бы не отдавал.

— А разве ты не знал, что я любила тебя?

— Разве ты не знала, что я любил тебя?

— Знала, но не думала, что это всерьёз и так надолго. Ты был… слишком…

— Я был слишком?

— Слишком желанным для других, а значит, подверженным чересчур большому количеству соблазнов.

Я вздыхаю и отвожу свой взгляд, потому что мне больно, и я не хочу, чтобы она видела, насколько. Прижимаю её лицо к своей груди, обнимаю обеими руками, заключая её теперь уже в своё кольцо любви и безопасности.

— Откуда же мне было знать, что ты к моменту нашей встречи уже успел наесться разнообразия досыта… ты ведь ничего, совсем ничего о себе не рассказывал.

И снова я вздыхаю, но на этот раз мне хватает мужества признать:

— Да, это молчание было ошибкой, очень большим заблуждением. Возможно даже, самым большим.

— Ложись-ка, — командует. — Ты совсем забросил свой пресс! — толкает меня во взмокшую грудь ладонью.

И я нехотя возвращаюсь к упражнениям, мысленно наказывая себя за эту идею — ведь я давным-давно использую для пресса совсем другие нагрузки. Поднимаюсь и опускаюсь, размеренно вдыхаю и выдыхаю воздух, неотрывно глядя любимой женщине в глаза. Мне всё нравится в ней, каждая мельчайшая деталь: изгиб бровей, форма носа и наполненность губ, фантастический цвет глаз, так сильно напоминающий море в Испании. Даже то, как она укладывает свои волосы, мне всегда нравится, и я всё время хочу к ней прикасаться: так много, как смогу, сколько она вытерпит, ведь я уже давно заметил, что частенько выматываю её своим чрезмерным вниманием.

Наш секс давно перестал быть сексом, это нечто совсем другое, гораздо большее, и я не могу найти достойных слов, чтобы дать ему определение. Мне бесконечно и отчаянно нужны её руки, близость, объятия, тепло и хрупкость, её запах. Поэтому я так сильно люблю обниматься, прижимаясь всем своим телом, вдыхать аромат ее кожи, волос, косметических средств, которыми она пользуется. И сколько бы раз я ни совал свой нос в её баночки с кремами, они никогда не пахнут так, как она — нежностью.

Из-за моих движений Лерина рука медленно сползает в самый низ моего живота и задерживается на резинке шорт. Она смотрит на неё, словно раздумывает над чем-то, и я, кажется, даже знаю, над чем именно. Мысль об этом мгновенно гонит мою кровь к тому самому месту, о котором, вероятнее всего, в данную секунду думает моя жена.

И вот она, не отрывая взгляда от своей руки, сдвигает её ниже, дразнит, заставляя меня едва ли не скрипеть зубами. Наконец, это происходит: её горячая ладонь ложится на мой уже весьма неспокойный пах. В этот момент Лера отрывает взгляд от руки и, глядя в мои глаза, наблюдает за тем, как быстро растёт моя эрекция.

Я напряжённо выдыхаю и лежу неподвижно, застыв в ожидании: что дальше?

— Хочешь? — спрашивает.

Я размышляю: она задумала поиграть или ждёт прямого ответа? Никогда ведь не знаешь наверняка. В итоге, выбираю вариант первый:

— О чём ты?

— Я о чём? — томно отвечает и тянет резинку моих шорт вниз. — Я о том, что для занятий спортом у нас имеется целый зал с агрегатами и тренажёрами и кучей другой ерунды. Странное дело при таких обстоятельствах тащить меня в спальню, чтобы подержать тебе ноги, пока ты древним способом качаешь свой пресс. Но главное… Ты знаешь, что главное?

— Что главное? — со стоном выдыхаю, потому что в этот момент шорт на мне уже нет, а лицо жены опускается низко-низко…

— Главное заключается в том, что перед прокачкой пресса или иных групп мышц, обычные люди не принимают душ, ну, разве что, только очень сообразительные…

И она целует меня в то место, которое я действительно полчаса назад привёл в идеальный гигиенический порядок. С особой тщательностью.