Моника - [6]

Тихая и предусмотрительная Янина быстро и без лишних движений распахнула окно в просторной спальне Софии, но в роскошных покоях все осталось по-прежнему. На усыпанном звездами темном небе не было ни порыва ветра, ни облачка. Стояла безлунная ночь, звезды сплетались в узоры, напоминая серебряные сети на бархатном небосводе. Мягко шагая, бледная владычица Кампо Реаль приблизилась к окну, а стройное тело Янины, темное и взволнованное, отступило на шаг, почтительно уступая место.

– Долгое время я ненавидела эту землю, в которой столько красоты: поля, небо, жаркое солнце, безмолвные ночи. Сколько прошло таких ночей, когда я задыхалась и отчаянно бродила по этим тропам!

София рукой взмахнула вдаль к неясным очертаниям затихших полей, чувствуя, как на нее нахлынула волна воспоминаний, жгучих воспоминаний первых месяцев замужества, горьких воспоминаний долгих лет, когда каждую ночь она ждала Франсиско Д`Отремон, с острой досадой подсчитывая, в скольких руках он забывал ее имя, с чьих губ пил любовный мед, а к ней лишь приходил с улыбкой и почтительной мягкостью, с любезным и холодным уважением.

– Вы не ляжете, крестная? Вам нужно отдохнуть.

– Этой ночью мне не спится. Давай поговорим, Янина. Ты выслушаешь меня?

– Конечно, крестная.

Янина склонила голову с обычным холодным уважением, словно автомат, но трепет охватывал сжатые у груди руки, которые начинали дрожать сильнее, когда касались письма. Там было доказательство, ужасное оружие, кинжал, метким ударом которого можно было поразить ненавистную соперницу. Но соперницу в чем? Опустив голову, глядя на саму себя, рассматривая опостылевший национальный костюм, широкую цветастую юбку, она снова посмотрела на тонкие смуглые руки. Они были изящные и красивые, тщательно ухоженные, цвета светлой меди, породистые, судорожно сжатые, словно хотели ухватиться за невозможно желаемое, руки одновременно чистые и чувственные, благородные и порочные, в которых, наконец, была судьба Айме.

– Ты устала? Присядь, Янина.

– Нет, крестная, я не устала, – утверждала Янина, еле сдерживая нетерпение. – Но боюсь, что вы очень утомлены.

– Да, мое сердце работает медленно, оно любило и много страдало. Это естественно. Но оставим это, я хочу поговорить о Ренато. Ради него нужно создать в доме полный покой. Он нужен Ренато, только в такой среде может жить его сердце, такое чувствительное, нежное и страстное. Ренато как ребенок, Янина. Несмотря на годы, силу, мужскую гордость, он словно ребенок, которого нужно опекать. Не знаю, понимаешь ли, но нужно, чтобы ты поняла, и чтобы я не казалась тебе неблагодарной, хочу сказать… Нужно, чтобы Баутиста и ты уехали из этого дома.

– Как? Что? – горестно удивилась Янина. – Вы прогоняете нас, крестная?

– Зачем говорить такие некрасивые слова, хотя и верные? Нет, Янина. Я думаю, дядя должен вернуться во Францию и было бы правильным, чтобы ты его сопровождала. Тебе не нравится идея попутешествовать по Европе?

– Единственное, чего я хочу, так это быть рядом с вами, крестная.

– Я ждала такого ответа. Я благодарна тебе и конечно же, неудивительно, что ты так ответила. Но сначала подумай о поездке, ведь ты получишь от нее удовольствие. Я буду тосковать по тебе, для меня это истинная жертва.

– Вы считаете, что сеньор Ренато не хочет видеть меня, правда?

– По крайней мере, на какое-то время лучше всего предотвратить возможность видеть Баутисту. Ты ничего не сделала, но ты напоминаешь о нем. Пойми, оставить Баутисту – это против желания моего сына. В ближайшие дни я надеюсь, что Хуан Дьявол тоже уедет. Я приложила все усилия, чтобы он уехал. Я хочу, чтобы у Ренато был настоящий медовый месяц, которого не было из-за беспокойных дней и нескончаемых проблем.

– Если сеньор Ренато вернет должность моему дяде, то проблемы исчезнут. С ним их не будет. Сеньор Ренато слеп, он не знает, где его враги, а где друзья. Он не может их различить.

– Янина, почему ты так говоришь? – сурово прервала София.

– Крестная, вы не знаете того, что знаю я.

– Возможно, я не знаю, но нехорошо, что ты так выражаешься. К тому же, я хочу знать причину, почему ты так говоришь. Кто тебе рассказал? Ты видела или слышала что-то?

Янина держала руки на груди, ощупывая твердую бумагу письма, но ее лицо оставалось бесстрастным, ничто не выдало сжигавший ее костер. Мягко и вежливо оно солгала:

– Я лишь знаю, что только это хотела сказать вам, крестная. Простите меня.

– Ничего страшного, я понимаю твои чувства. За твою благодарность и любовь, доченька, я никогда не оставлю тебя. Понимаешь? Если тебе не будет хорошо в Европе, то ты можешь вернуться, вновь меня сопровождать, и когда там или здесь ты захочешь выйти замуж за хорошего молодого человека твоего уровня, я дам тебе приданое, с ним ты сможешь почувствовать себя хозяйкой своей жизни.

– Благодарю вас, крестная. Я и меньшего не ждала, – заметила Янина холодно, хотя и вежливо.

– Я знаю, что огорчила тебя. Иди отдыхай. Ты кажешься нервной и нетерпеливой. Иди, поищи дядю, поговори с ним об этом, скажи, что он вернется во Францию не с пустыми руками, а с деньгами, чтобы жить, не работая, или открыть свой счет или маленькое дело.