КАРИДАД БРАВО АДАМС
Трилогия «Дикое сердце»
КНИГА ТРЕТЬЯ «ХУАН ДЬЯВОЛ»
Перевод с испанского сделала Людмила Александровна Яхина
1.
«Официальный обет одеть монашеское одеяние, постричься в Монастыре Божьих Рабынь Воплощенного Слова так скоро, как разрешится расторжение уз брака», – читал Ренато. И с удивлением спросил:
– Что это? Ты объяснишь, мама?
– Это объяснится само по себе, Ренато. Я лишь хотела, чтобы ты успокоился. Моника считает, что таким путем она разрешит свои вопросы. Это копия прошения к Его Святейшеству, и мы уже передали оригинал, подписанный должным образом, церковной власти, которая уполномочена отправить его в Ватикан.
Раздраженный, готовый вот-вот взорваться, Ренато судорожно смял копию документа, который вручила мать, словно давая принять сильнодействующее лекарство для его больной души. Они были в просторной и неприбранной библиотеке, где Ренато в одиночестве заперся на целый день. Рядом, на столе, стояла бутылка с остатками коньяка, глоток за глотком он пил, пытаясь разорвать досадный порочный круг, сжимавшийся все сильнее. Однако этот удар был последним; он удивился, поняв, до какой степени это ранит, приводит в отчаяние, мучает его. Но внезапно боль сменилась свирепой злобой, и он воскликнул:
– Это была мысль Айме, не так ли?
– Насколько я знаю, самой Моники.
– Нет, я не верю! Ведь она окончательно отказалась от религиозного призвания. Уверен, сама она этого не делала. Кто-то приказал ей. Снова искупительная жертва несовершенных грехов, и я прекрасно знаю, откуда это идет, кто сделал, и кто может пойти коротким путем.
– Куда ты, Ренато?
– Куда же, как не поговорить с ней?
Крадущаяся тень прошла большой задний двор, прячась за деревьями. Дойдя до потаенной калитки, она повернула ключ и улыбнулась, разглядев приближающегося стройного человека, и сделала ему знак замолчать:
– Ни слова! Рядом люди. Я не хочу сплетен от слуг.
Она взяла его за руку, и повела по пустынной улице. Когда старые стены особняка остались позади, она подняла черную кружевную маску, многообещающе бесстыдно улыбнулась:
– Вы никогда не забудете последнюю ночь на Мартинике, лейтенант Бриттон. Я беру на себя смелость сделать ее незабываемой.
– Я думаю, что живу во сне, обладая невозможным! Вы… Вы… Но что же я сделал, чтобы заслужить…?
– Иногда ничего не нужно делать. Удача сама приходит. Говорю на случай, если решили, что вам повезло разделить со мной последние часы на мартиникской земле.
– Я не нахожу слов, чтобы выразить благодарность. Мое волнение и удивление столь велики, что боюсь, они покажутся вам смешными. Я не нахожу слов, но если бы вы могли видеть мое сердце…
– Попытаюсь представить, – пошутила Айме. – Вам не кажется, что мы должны найти хоть какой-нибудь экипаж? Вы же не хотите, чтобы я задерживалась в этом возмутительном районе.
– Я взял с собой экипаж, он ждет на другой улице. Я не осмелился привезти его сюда, боясь быть неосмотрительным.
– Правильно сделали. Слава Богу, что последовали здравому смыслу.
– Не смейтесь надо мной. Разве смешно говорить о любви?
– Пока еще рано, и скорее всего ошибочно, – кокетничала Айме. – Любовь состоит не только из слов.
– Я докажу ее жертвой, которую хочу совершить. Она кажется мне такой огромной, если вы оцените и поймете то, что переполняет мою душу. Я уже не принадлежу себе, Айме. Я ваш… телом и душой… Я люблю вас… люблю…!
Он прижал ее, сразу нашел губы, одновременно прохладные и горячие, влажные и сладострастные, и она почувствовала, что в ней поднимается огонь от поцелуя, а все вокруг исчезает.
– Черт побери! – воскликнула удовлетворенная Айме. – Вы целуетесь как знаток, а не новичок. Слава Богу, а то я уж испугалась, что вы один из тех, кто много говорит.
– Ана, Ана! Айме! Айме!
Еле сдерживая гнев, Ренато прошел в прихожую, переходящую в спальню Айме и яростно заколотил в запертую на ключ дверь. Волна злобы окрасила в пурпур бледные щеки; когда наконец среди занавесок высунулось пепельное от испуга лицо служанки, та пробормотала:
– Мой… хозяин… мой хозяин…
– Где твоя сеньора?
– А где ей быть, сеньор? – солгала Ана, мертвея от страха. – Там… там, в комнате…
– Лжешь! – разъярился Ренато. И с силой стуча в дверь, завопил: – Айме! Айме! Это я! Открой немедленно!
– Сеньора сказала, что ничего не хочет знать о вас, и чтобы ей никто не мешал, она закрыла дверь на два оборота и села там. И велела сказать вам, что не откроет дверь, будь что будет…
С большим усилием Ренато Д`Отремон пришел в себя. В тумане разума, в вспышке злобы до него дошел смысл слов и воспоминание последней сцены с Айме в библиотеке. Он пил весь вечер, но не опьянел. Сильнее алкоголя было брожение страстей, кипящих внутри него: ненависть, ярость, отчаянная страсть к женщине, с которой все его разлучали, и свирепая злоба к женщине, которой он дал свою фамилию. Злоба, которую сдерживало что-то похожее на угрызения совести.
– Сеньора очень храбрая и поэтому сказала, что никому не будет отвечать. Вы же знаете, какая она.
– Да, знаю. Довольно хорошо знаю, но это… это… Это идет от нее, и поэтому она должна немедленно объясниться. Айме! Айме! Открой немедленно!
