Монголия - [21]
Шарлотт Куртис запомнилась мне как сухая дама, типа нынешнего премьер-министра бриттов Терезы Мэй, только белёсая. И окурки во многих пепельницах в её кабинете, пепельницы в беспорядке стояли на бумагах…
Она могла меня сделать тогда внезапно знаменитым. Статьями на оп-пейдж не гнушались ни Дали ни отставные да и действующие, генералы и министры.
Но не сделала. Я сам себя сделал знаменитым. Правда на это ушли годы.
Когда мне отказали ещё и в «Нью Йорк Пост» и даже в «Вилледж Войс», и ещё где-то, уж не помню где… А моему другу корректору «Нового Русского Слова» в прошлом советскому диссиденту Вальке Пруссакову, убежавшему из СССР и Израиля, повсюду отказали с его статьями, у нас возникла мысль провести у дверей «Нью Йорк Таймз» демонстрацию.
Мысль эта приходила, отвергалась, опять приходила, опять отвергалась нами же, но потом пришла и не ушла.
К тому же к нам присоединились ещё несколько эмигрантов, готовых протестовать, и укрепили нас в нашем намерении.
В конце концов образовалась небольшая команда в которую входили, помимо меня:
мой давний друг ещё по Харькову – художник Вагрич Бахчанян,
бывший советский режиссёр, дай бог памяти, как его звали? Марат Катров по-моему, или Капров,
в качестве наблюдателя должен был появиться поэт Лёшка Цветков,
ну и обещались быть члены «Сошиалист Воркерс Партии», во главе с нашей подругой Кэрол.
«У вас же первая демонстрация, подскажем…» – милые троцкисты.
Тогда было время Большой нью-йоркской депрессии. Город был банкротом. Здания были облупленные, летал по улицам мусор, было красиво и по-домашнему. Помню толстые карманы песка вдоль обочин всех этих хвалёных стрит и авеню. Стены небоскрёба Эмпайр Стейтс Билдинга окружали сетки для улова падающих со стен вниз кирпичей.
Нью Йорк лежал пыльный и потрескавшийся под осенним солнышком, когда мы шли на эту клятую демонстрацию. Неся завёрнутые в газеты написанные для демонстрации Бахчаняном плакаты. Плакаты были соединены верёвками, мы должны были их надеть на себя, как сэндвичи. Что там было написано, ей богу не помню. По-моему было «За нашу и вашу свободу», среди прочего.
Я написал «клятую демонстрацию»? Ну да, «клятую», мы уже её ненавидели, хотя ещё не начали.
Потому что страшно же было, конечно же. Первый раз на гильотину.
Не ходить? Засесть у меня в комнате в отеле «Winslow» и выпивать?
Нельзя было. Я эту кашу заварил.
И мы шли втроём, переругиваясь. Валентин Пруссаков, Вагрич Бахчанян и я. Оба они недавно умерли, поскольку сколь же они могли жить, сорок с лишним лет прошло.
На месте нас ждал всё-таки хромой Алёшка Цветков, впрочем сразу декларировавший что он наблюдатель. Ну хоть так.
Катрова нам сказали кто-то видел, но мы его не видели.
Алёшка Цветков до сих пор жив, и мне сказали высказывается как либеральный русофоб. Тогда он был хороший и пьющий и компанейский, вот что с людьми делает время, а может в плохую компанию попал, люди ведь сплошь и рядом попадают в плохие компании…
Зато у нас оказались там конкуренты. Секту референта Муна угораздило демонстрировать в тот же день. Впрочем дружные, чистенькие сектанты тотчас подошли к нам, дружелюбные, и предложили демонстрировать против «Нью Йорк Таймз» вместе. Мы презрительно отказались.
«No problem!» – воскликнули они, улыбаясь, и отошли.
Мы надели наши сэндвичи. Было жутко стыдно, помню, как голые.
Подошли трое полицейских. Узнали у нас в чём дело.
Узнав в чём, посоветовали нам не загромождать проход служащим и журналистам. При этом они, все полицейские, старательно, как проклятые, жевали чуингам.
Подошли троцкисты. Подбодрили нас. Мы раздавали листовку, содержание её тоже не помню, хотя именно я и написал её, а троцкистка Кэрол перевела на английский.
Один злой еврей скомкал при нас нашу листовку и энергично бросил её оземь, на асфальт, да ещё и плюнул поверх. В общей сложности с десяток человек скомкали листовку и в ярости швырнули её оземь. Сопровождая свои действия ругательствами в наш адрес.
Видимо деморализованные, уже через небольшой промежуток времени, мои товарищи стали предлагать мне: «Может хватит этого позорища!» «Пошли, достаточно!»
Но я заставил их отстоять два часа.
Несмотря на то, что мне самому страшно хотелось снять с себя сэндвич и убежать.
Когда я дал им сигнал что «будет ребята, пошли выпьем у меня в «Winslow» они с облегчением сорвали с себя сэндвичи.
Когда Пруссаков заталкивал их в мусорный контейнер, я отвернулся.
Вот так создаётся История, в муках, как видите.
А «Нью Йорк Таймз» стала за быстро прошедшие сорок с лишним лет ещё хуже, деградировала и врёт уже впрямую. Ну да вы знаете, за новостями-то следите ведь…
Адвокат и Филозоф
Приключилась такая история.
Пришёл ко мне адвокат Беляк и мы заспорили почему убили Бориса Немцова.
Заметьте, не кто убил, но почему.
Адвокат Беляк, умудрённый походами в тюрьмы к подзащитным и уголовными делами всю его жизнь, конечно, имеет опыта больше моего, хотя, хотя и я опыт с криминальной психологией имею немалый.
Сидим мы на узкой кухне у окна и излагаем каждый свою точку зрения.
– Да она же проституткой была, эта девка. (Это Беляк.)
Я: Ну и что, проституток тоже, бывает, страстно любят.
Роман «Это я — Эдичка» — история любви с откровенно-шокирующими сценами собрала огромное количество самых противоречивых отзывов. Из-за морально-этических соображений и использования ненормативной лексики книга не рекомендуется для чтения лицам, не достигшим 18-летнего возраста.
«Палач» — один из самых известных романов Эдуарда Лимонова, принесший ему славу сильного и жесткого прозаика. Главный герой, польский эмигрант, попадает в 1970-е годы в США и становится профессиональным жиголо. Сам себя он называет палачом, хозяином богатых и сытых дам. По сути, это простая и печальная история об одиночестве и душевной пустоте, рассказанная безжалостно и откровенно. Читатель, ты держишь в руках не просто книгу, но первое во всем мире творение жанра. «Палач» был написан в Париже в 1982 году, во времена, когда еще писателей и книгоиздателей преследовали в судах за садо-мазохистские сюжеты, а я храбро сделал героем книги профессионального садиста.
Возможно, этот роман является творческой вершиной Лимонова. В конспективной, почти афористичной форме здесь изложены его любимые идеи, опробованы самые смелые образы.Эту книгу надо читать в метро, но при этом необходимо помнить: в удобную для чтения форму Лимонов вложил весьма радикальное содержание.Лицам, не достигшим совершеннолетия, читать не рекомендуется!
«...Общего оргазма у нас в тот день не получилось, так как Наташа каталась по полу от хохота и настроение было безнадежно веселым, недостаточно серьезным для общего оргазма. Я читал ей вслух порносценарий...»Предупреждение: текст содержит ненормативную лексику!
• Эксцессы• Юбилей дяди Изи• Мой лейтенант• Двойник• On the wild side• Американский редактор• Американские каникулы• East-side — West-side• Эпоха бессознания• Красавица, вдохновляющая поэта• Муссолини и другие фашисты…• Press-Clips• Стена плача• The absolute beginner• Трупный яд XIX века• Веселый и могучий Русский сексЛицам, не достигшим совершеннолетия, читать не рекомендуется!
«Что в книге? Я собрал вместе куски пейзажей, ситуации, случившиеся со мной в последнее время, всплывшие из хаоса воспоминания, и вот швыряю вам, мои наследники (а это кто угодно: зэки, работяги, иностранцы, гулящие девки, солдаты, полицейские, революционеры), я швыряю вам результаты». — Эдуард Лимонов. «Старик путешествует» — последняя книга, написанная Эдуардом Лимоновым. По словам автора в ее основе «яркие вспышки сознания», освещающие его детство, годы в Париже и Нью-Йорке, недавние поездки в Италию, Францию, Испанию, Монголию, Абхазию и другие страны.
В новую книгу А. Афанасьева вошли повести, дающие широкую панораму городской жизни, исследующие моральные проблемы современного молодого человека. Сложным переплетением судеб, противоборством характеров автор как бы доказывает: такие нравственные ценности, как личное достоинство, стремление к справедливости и добру, неизменны во все времена и их отсутствие всегда ощущается как духовное уродство.
Что случится, если в нашей реальности пропишутся персонажи русских народных сказок и мирового фольклора? Да не просто поселятся тут, а займут кресла мэра города и начальника местных стражей порядка, место иностранного советника по реформам, депутатские кабинеты и прочие почтенно-высокие должности. А реальность-то на дворе – то ли подзадержавшиеся лихие 90-е, то ли вовсе русское вневременье с вечной нашей тягой к бунту. Словом, будут лихие приключения.
В книге на научной основе доступно представлены возможности использовать кофе не только как вкусный и ароматный напиток. Но и для лечения и профилактики десятков болезней. От кариеса и гастрита до рака и аутоиммунных заболеваний. Для повышения эффективности — с использованием Aloe Vera и гриба Reishi. А также в книге 71 кофейный тест. Каждый кофейный тест это диагностика организма в домашних условиях. А 24 кофейных теста указывают на значительную угрозу для вашей жизни! 368 полезных советов доктора Скачко Бориса помогут использовать кофе еще более правильно! Книга будет полезна врачам разных специальностей, фармацевтам, бариста.
В романе Б. Юхананова «Моментальные записки сентиментального солдатика» за, казалось бы, знакомой формой дневника скрывается особая жанровая игра, суть которой в скрупулезной фиксации каждой секунды бытия. Этой игрой увлечен герой — Никита Ильин — с первого до последнего дня своей службы в армии он записывает все происходящее с ним. Никита ничего не придумывает, он подсматривает, подглядывает, подслушивает за сослуживцами. В своих записках герой с беспощадной откровенностью повествует об армейских буднях — здесь его романтическая душа сталкивается со всеми перипетиями солдатской жизни, встречается с трагическими потерями и переживает опыт самопознания.
Так сложилось, что лучшие книги о неволе в русской литературе созданы бывшими «сидельцами» — Фёдором Достоевским, Александром Солженицыным, Варламом Шаламовым. Бывшие «тюремщики», увы, воспоминаний не пишут. В этом смысле произведения российского прозаика Александра Филиппова — редкое исключение. Автор много лет прослужил в исправительных учреждениях на различных должностях. Вот почему книги Александра Филиппова отличает достоверность, знание материала и несомненное писательское дарование.
Свод правил, благодаря которым преступный мир отстраивает иерархию, имеет рычаги воздействия и поддерживает определённый порядок в тюрьмах называется - «Арестантский уклад». Он един для всех преступников: и для случайно попавших за решётку мужиков, и для тех, кто свою жизнь решил посвятить криминалу живущих, и потому «Арестантский уклад един» - сокращённо АУЕ*.