Монголия - [20]

На углу мы и встретились, я и переводчик моей статьи американский мальчик русского происхождения, его звали Гриша, сам же он называл себя почему-то «Гришка», может он считал, что «Гриша» всего лишь детское производное от мужского «Гришка»? Гришка был вылитый сегодняшний Шаргунов, только моложе. И немного американского акцента в русском языке.

Я уже тогда бегло говорил по-английски, но ещё связно не писал. Мы притащили гришкин перевод моей статьи «Разочарование», статья дополненная и развёрнутая мною для предполагаемых читателей-американцев лежала у Гришки в папке. В ней речь шла о разочаровании Америкой, наблюдавшемся тогда у эмигрантов из России.

Толстый чёрный в засаленном чёрном же костюме, что-то спросил у Гришки, загораживая пузом доступ к лестнице.

Гришка в ответ плюнул в чёрного парой слов. Чёрный освободил нам путь.

– Что ты ему сказал?

– Только сказал «Шарлотт Куртис».

– Ну?

– Это женьщина (Гришка говорил по-русски с лишними мягкими знаками) редактор оп-пейдж в «Таймз». Я же вам говорил…

В приёмной оп-пейдж (оппозиционной страницы газеты) было накурено, хоть топор вешай. Ведь тогда ещё вовсю курили в присутственных местах.

Публика была одета в стиле того времени – на стыке эпох, маскулинное время двубортных гангстерских костюмов и шляп уже истекало, но ещё держалось, потому пол-зала были двубортные и даже ошляпленные, а добрая треть уже подверглась атаке хипповой моды, велюровые и бархатные штаны с отворотами и джинсы присутствовали в зале, часть голов имела внушительные скальпы, которые понравились бы индейцам эпохи романов Фенимора Купера.

Гришка юношеским баском осведомился кто же за кем и где крайний, и мы сели ждать, время от времени взглядывая на заветную дверь, откуда выходил (выходили они обычно бледные и злые) очередной посетитель и входил следующий.

Всё это было довольно скучно, за плотно законопаченными жёлтыми окнами знаменитой во всём мире газеты угадывалось душное но не накуренное нью-йоркское лето, а мы там страдали в запахе сигаретного дыма и старой бумаги, тьфу, но была надежда что оппозиционная страница «Нью Йорк Таймз» напечатает мою взрывную статью «Разочарование».

В ноябре прошлого года её уже опубликовала русская эмигрантская ежедневная газета «Новое Русское Слово», ежедневная, не хухры-мухры, её продавали в американских газетных киосках. Продавцы называли газету «ХОБО», по первым четырём буквам названия «НОВО».

– Мне две Хобо, – человек протягивал в окошко киоска мелочь. Никто не удивлялся. Китайцы покупали свои газеты, русские – свою. За американские центы.

Статья «Разочарование» уже стоила мне места корректора в газете «Новое Русское Слово». Не сразу, но владелец газеты Яков Моисеевич Седых вынужден был меня уволить. Под давлением различных сил, в том числе и общественного мнения читателей газеты, многие читатели сражались против советской Красной Армии во Второй мировой.

Мы уже там в приёмной пересчитали всех мух, было очень скучно.

Внезапно в приёмную вошёл карлик. Как полагается очень-очень маленький, но в чёрном котелке, в белой рубашке, бабочке и во фрачной паре. Лицо у карлика было уродливое, как у широколицей собаки. Но где вы видели красивых карликов?

Присутствующие зашевелились, послышались возгласы удивления.

А вслед за карликом вошёл, Господи, твоя власть, в котелке как у карлика, в чёрной накидке с красной подкладкой, при бабочке же, как карлик, в лаковых туфлях, усы напомажены и торчат иголками в стороны горизонтально, вошёл сам Сальвадор Дали.

Его тотчас же усадили в кресло. Помню даже что кресло было с обивкой мелкими цветочками, крестьянское какое-то. Не то чтобы его посадить согнали кого-то, не то человек сам уступил место мировой знаменитости, но Сальвадор сел. Выдвинул трость вперёд и оперся на неё руками, не снимая котелка. Карлик стал кариатидой за его левым плечом.

Чуть ли не мгновенно появилась некая мумия женщины и попросила Дали проследовать за ним.

– Ну куда? – отвечаю на ваш немой вопрос. Конечно же в кабинет Шарлотт Куртис. Выгнав для этого из кабинета нормального просителя.

«Дали!» «ДАли!» «Дали!» «ДАли!» закричала приёмная, разными ударениями. Присутствующие стали наперебой переговариваться. Появление Дали в приёмной оппозиционной страницы «Нью Йорк Таймз» объяснялось тем, что вчера газета напечатала неприятную для Дали статью, так они тараторили, а мы с Гришкой узнали от них.

Вероятно он принёс свою статью, опровергающую вчерашние нападки на него.

– Вы видите, Эдвард, – сказал Гришка, своим юношеским баском, когда Вы Сальвадор Дали, вам не приходится ждать.

В голосе Гришки звучало порицание.

Через некоторое время Дали покинул кабинет Шарлотт Куртис, вполне себе удовлетворённый, лицо во всяком случае у него было удовлетворённое, с фирменно выпученными глазами.

Мы с Гришкой оставались там ещё пару часов и мы покинули кабинет Шарлотт Куртис неудовлетворёнными. Поскольку нам сказали: «Мы вам позвоним…»

Я, ещё плохо опытный в американских деталях отношений, вначале было решил, что это хорошо. Они нам позвонят.

Опытный же Гришка мне объяснил:

– Это плохо, Эдвард. Это такая формула «мы вам позвоним». Обычно никто никогда не звонит.