Монголия - [19]

Зайцев на Алтае полно. Особенно к концу лета, жирные хорошо откормившиеся зайцы вдруг выпрыгивают из высокой травы, да такие крупные, толстозадые, что от их бега земля гудит.

Сашка: сон в руку

В десятом часу утра позвонил дочери, поздравил с днем рождения. Сразу не дозвонился, какие-то щелчки, потом тёща звонит, но с другого номера. «На тебе дочку! Саша!»

Дочка моя звучит спокойно.

Обычно она звучит с бóльшим энтузиазмом.

– Поздравляю тебя, – говорю. – Я тебе купил микрофон и всё, что к нему полагается, чтобы петь. Усилитель там и всё прочее. Вернётесь в Москву, получишь.

– Спасибо, папа.

– Ты выросла?

– Да нет пока, – честно отвечает дочь.

– Ну до конца лета время ещё есть.

– Да, время ещё есть…

– Мама приехала, приедет?

– Сказала приедет…

– А когда в Москву вернётесь?

– Не знаю ещё, может 20 августа.

– Ты самая красивая девочка, и я тебя люблю, Сашка.

– И я тебя люблю, папа…

Потом мы сказали друг другу «пока…»

«Отец из меня плохой, – подумал я, выключив связь. – Даже не так себе отец, но откровенно плохой. Я им мало времени уделяю. То они были для меня слишком мелкими, чтобы с ними общаться, а теперь вроде не мелкие уже, но всё равно мало общаюсь». Привозит их водитель, покормятся, Disney-чанел смотрят, в слова играем, мороженое поглощают.

Я вижу, что я их интересую, непохожий на обычно окружающих их людей, таинственный какой-то папа, неизвестно, какими мотивами движимый. Я даже думаю, они меня уважают, но что толку, уже крупный кусок жизни врозь прожили. И сколько я ещё проживу? Потом будут узнавать обо мне из книг. Пожалуй, это не дело, из книг. Отец из меня дерьмовый, говно, а не отец.

Несколько лет назад мне приснился сон. Что в огромном зале будет концерт. И я пришёл вместе с охранниками в первом ряду у сцены, если лицом к сцене, то справа сижу. И выходит Сашка взрослая, невозможно красивая и обаятельная, в блестящем платье. И говорит. «Этот концерт, – говорит Сашка, – я посвящаю моему отцу, вон тут сидит». И луч прожектора высвечивает меня и охранников (которые при этом недовольно сжимаются, им это не надо).

Ну вот такой сон, и он что называется, пошёл «в руку». Ведь говорят «сон в руку» и Саша поёт, любит петь и изводит моего сына и мою бывшую жену своим пением.

Нет, она отлично поёт, но только всё время.

А вот совсем сейчас до меня дошло почему по другому номеру мне тёща отвечала, а Сашка была не особо энергичная. Там же у них дожди проливные и наводнение, поэтому они не на даче, а в городе сидят, в городской квартире, потому скучно моей дочке, а где Богдан, спит, наверно, или к соседским ребятам пошёл. Кисло им…

Валька Пруссаков умер

Я залез на мусульманский сайт IslamNews случайно. И там обнаружил, оттуда узнал, что Валька Пруссаков умер.

Мы с ним работали корректорами в Нью Йорке, в газете «Новое Русское Слово», сидели за одним столом, друг напротив друга.

У него было плохое дыхание. Видимо, что-то с печенью. Это был единственный человек, которому я прощал плохое дыхание. Валентин Анатольевич Пруссаков, рождения как и я, 1943 года. Умер 9 июля 2016-го.

Оказывается, он давно уже стал мусульманином и работал в редакции на IslamNews.

Итак, Валька Пруссаков умер. Жалко Вальку как жалко свою юность. Особо унывать, впрочем, не стану. Кто как мог так свою жизнь и прожил.

Второй никому не дано.

Людям, встреченным мною на земном пути, я был хорошим бодрым товарищем, энергичным ниспровергателем, весёлым пьяницей, носителем положительной энергии. Своим женщинам я приносил строй и порядок. Без меня их съели бы кошмары.

Валька не был твёрд. Он метался.

В «Новом Русском Слове» это шёл 1975 год и нам было по 32 года, совсем молодые мужчины. Он слегка картавил, носил дымчатые очки и разводился с женой. У них была одна дочка. Сейчас дочке уже под полтинник, старая в сущности, тётка. Тогда она верещала, жалась к мамке и таращила еврейские глаза.

Его банальная трагедия случилась раньше моей и он успел отдать нам с Еленой свою мебель. Тяжёлую, глупую американскую обывательскую мебель, полученную ими от еврейской организации, вишнёвого цвета. Половина этой мебели не вошла в квартирку на Лексингтон и навечно осталась стоять на тротуаре. В России он был сионистом. В Израиле – анти-сионистом. Он демонстрировал со мной против New York Times, потом стал поклонником Гитлера, написал книгу «Оккультный мессия» потом ездил на семинары Каддаффи на Мальте, писал статьи в газету «День» и вот умер журналистом IslamNews в Москве.

Биография его выглядит как истеричный лихой быстрый танец, неистовый гопак или краковяк какой-то, или, того хуже, break dance.

Вот и такие люди бывают.

Глядя в 1975 год, туда, в Нью Йорк, в редакцию НРС близ Бродвея, вижу нас таких беззащитных, в рубашечках, в пиджачках, до ужаса молодых, еще не знающих насколько мы временны. А время между тем дуло в свои страшные трубы, пока мы ходили с листочками корректур вниз, в линотипную, где гудели адским пламенем наборные машины прошлого.

Зи Таймз

Где они тогда находились?

Один конец той стрит выходил, помню, на недалёкий Бродвей, рукой было подать, прямо от входа в здание был виден его угол, Бродвея.