Молох морали - [58]

Дибич почувствовал, как в душе закипает раздражение. Нальянов даже не трудился изображать нечто приличное случаю, и это откровенное безразличие заставило его снова сыграть ва-банк.

— Хочется надеяться, что в результате разбирательства не всплывут некоторые «случайные» обстоятельств, например, не выяснится, что вы были раньше знакомы с мадемуазель Шевандиной.

— А если и выяснится? — рассмеялся Нальянов, — что с того? Я её не убивал, дорогой Андрэ, и вы тому — первый и надежнейший свидетель.

Дибич скрипнул зубами от злости: Нальянова было не пронять.

— Свидетель чему? — тонко улыбнулся он, — вы вытащили на моих глазах упавшее в воду тело. Но девица могла упасть ненароком в воду, а вот вы, когда плыли с ней к берегу, могли сцепить руки у неё на шее, — Дибич ни на минуту не верил этой гипотезе, она казалась ему бредовой, просто желание сбить спесь с Нальянова пересиливало всё остальное.

Нальянов блеснул глазами и расхохотался.

— А неплохая версия, между прочим, — он несколько секунд трясся от смеха, чуть не давясь им. — Да только есть одно обстоятельство, дорогой Андрэ, которое сводит это дивное предположение к нелепости.

К ним торопливо подошёл Вельчевский.

— Девушек можно исключить. Над жертвой, похоже, надругались, значит, это мужчина.

Нальянов кивнул так, словно ни минуты в этом не сомневался.

— Вениамин Осипович, если понадоблюсь — я буду у тёти. Господин Дибич живёт у меня.

Тот кивнул и снова исчез. Дибич в задумчивости закусил губу. Нальянов же издевательски сощурился.

— Как видите, дорогой Андрэ, ваша сказочная версия треснула и расползлась по швам. Как всякий мужчина, я ношу при себе орудие насилия, но если вы не готовы предположить, что я за время, обозначенное вами как «три минуты», успел на плаву осквернить девицу, или, что ещё остроумнее, — он снова расхохотался, — что я изнасиловал уже остывший труп на берегу, то придётся предположить, что я всё-таки не причём… — он поднялся, всё ещё смеясь, — ладно, я к тёте.

— Вы действительно собираетесь домой? — Дибич не верил ушам.

Нальянов кивнул.

— Говорю же, мне нужна ванна. Посмотрите, что с волосами… — Волосы Нальянова были взъерошены, но ничего особенного Дибич не заметил, — Вельчевский меня там найдёт.

— Вы… вы не хотите помочь? Ведь девушка погибла. Вы даже не хотите расспросить их?

— И что я узнаю из расспросов? Убийца прибежит и покается мне, рыдая в жилетку? Я вообще редко прибегаю к этому крайне сомнительному способу узнать истину. А сейчас мне нужна ванна.

— Это цинично…

Нальянов утомлённо вздохнул.

— Андрэ, мы с вами не расставались ни на минуту, и благодаря этой счастливой случайности оба вне подозрений. Кто это сделал — мне неведомо. А желание после ледяного купания принять горячую ванну — естественно. Я замёрз и устал. На вашем месте я бы сделал то же самое. У тёти на даче — пять ванных комнат.

Дибич не обиделся насмешливому тону Нальянова, но тут в голове его медленно проступило недоумение: почему Нальянов назвал компанию на пикнике — гадюшником? Он был раньше знаком с Деветилевичем и Левашовым, знал Харитонова и Лаврентия, с Осоргиными его познакомил он сам: с Леонидом — в поезде, а с Сергеем — уже здесь, у Ростоцкого. Девиц же, кроме Климентьевой, Нальянов, видимо, не знал вовсе. Почему же?

— А почему «гадюшник», Юлиан?

Нальянов посмотрел на Дибича взглядом сумрачным и высокомерным. Потом усмехнулся.

— А как же, Андрэ, логика? Взгляните на факты, затем порассуждайте. Чего же вы? Кстати, то, что погибшая девица не является девицей — может ведь оказаться вовсе не результатом насилия. Ведь вчера покойница приходила к вам на встречу, не так ли?

— Что? — подлинно поразился, внутренне обмерев, Дибич.

Он оцепенел и почувствовал, как по всему телу прошла ледяная дрожь.

— Я видел, как вы вчера засунули записку в шляпку девицы. Просто вы ошиблись. Перепутали шляпку Анастасии Шевандиной со шляпкой мадемуазель Климентьевой. Они похожи. Так что, — он наклонился к самому ухи Дибича и насмешливо прошептал, — случись что, в расследовании вы заинтересованы не больше моего, дорогой Андрэ…

Глава 14. Кое-какие объяснения

Откровенность и ясность —

такова правильная линия поведения,

если вы хотите скрыть собственные мысли

и запутать мысли других.

Б. Дизраэли

Нальянов, обронив, что зайдёт на почту, быстро ушёл, мелькнув тенью в свете фонаря в парке. Дибич же, несколько минут бездумно смотрел ему вслед, потом неожиданно ощутил, насколько устал. Лихорадочное напряжение и взвинченные нервы последних часов, оказывается, изнурили его до полного бессилия.

Но хуже всего было нежданное открытие, точнее, разоблачение, сделанное Нальяновым. Дибич понял, что обманулся, и это понимание усугубилось новой тяжёлой тоской: Елена по-прежнему была далека от него, а то, что его афронт оказался известен Нальянову, стократно злило и унижало. При этом Андрею Даниловичу достаточно чётко дали понять, что теперь его действия определяет Нальянов, в противном случае… Впрочем, нет, это померещилось. Юлиан ничем не угрожал, просто очень жёстко отметил общность их интересов.

Дибич поплёлся к костру, где мелькали тени полицейских и участников пикника, подойдя, опустился на поваленный ствол, потёр лицо руками. Хотелось спать.