Молох морали - [57]

Юлиан, давно уже переодевшийся в сухое, вытирал полотенцем волосы и встретил презент тётки, вручённый ему Дибичем, радостной улыбкой, обронив себе под нос мягкое и ласковое «дорогая тётушка…». Он, не обращая внимания на невысокого полицейского и его людей, суетящихся у трупа, тут же опрокинул в себя половину бутылки, порозовел и, элегично глядя на кувшинки в запруде, кротко попенял Дибичу.

— А всё из-за вас, дорогой Андрей Данилович. Не хотел же идти. Как чувствовал. Бренчал бы себе сейчас на рояле… или лежал бы с книгой у камина. А уж глупость-то ваша и вовсе непростительна: я же просил вас Ростоцкого найти, а не сестрицам убитой всё выкладывать. В итоге — у меня от криков до сих пор в ушах звенит. Это вы нарочно, что ли? — Дибич заметил, что Нальянов вовсе не рассержен, даже благодушен.

— Вы вроде бы называли меня Андрэ, — не обращая внимания на упрёки, обронил Дибич, — А где Анна и Лиза?

— Не люблю фамильярности, Андрэ, но если не возражаете… — Нальянов улыбнулся ему почти дружески, — а барышень к доктору увели, в больницу, что при церкви.

К ним подошёл что-то изучавший у тела полицейский. Дибич отметил скуластое, умное и очень тонкое лицо, чем-то удивительно напоминавшее борзую. Сходство довершал взгляд быстрых и внимательных глаз странного серо-карего цвета.

— Время вы не запомнили, Юлиан Витольдович? — голос незнакомца был подобострастен и мягок. Дибич понял, что тот знает, что говорит с сыном тайного советника полиции.

Нальянов отозвался спокойно, кивком подтвердив предположение полицейского.

— На берег я вынес труп в шесть двадцать восемь, доплыл до тела минут за пять, обратно плыл медленнее, прикинем минут семь-восемь, итого, с моста она упала около шести с четвертью. — Он напрягся, — да, шесть на церкви пробило, Вениамин Осипович, когда мы с господином Дибичем с моста спускались. Дождь как раз только начался. Чтобы до берёз дойти, нужно минут пять, но мы шли медленно. Ещё минут пять мы дождь пережидали. Стало быть, да, время — десять-пятнадцать минут седьмого. — Нальянов сел на бревно и снова хлебнул коньяку.

— Но ведь это не время убийства, — Дибич теперь размышлял почти спокойно. — Убийца, а это любой случайный прохожий, мог задушить жертву и раньше. Я вообще не понимаю, зачем он её в воду сбросил, тело куда проще было в кустах спрятать, — он закусил губу.

Юлиан хмыкнул. Вельчевский резко повернул к нему голову.

— Это не так?

— Увы. Это сделал тот, кто был на пикнике. — Нальянов не интриговал полицейского, тут же пояснив: — Ростоцкий был с собакой. Та могла учуять покойницу и привести к убийце. Случайный убийца точно под куст бы сунул, а этот знал о собаке. На воде след не возьмёшь.

Взгляд полицейского просветлел: искать среди узкого круга людей было проще. Нальянов походя представил Дибичу Вениамина Вельчевского, и последний обратился к Андрею Даниловичу с вопросом, как всё произошло? Тот не затруднился с рассказом, но поправил Нальянова.

— Мне показалось, что Юлиан Витольдович до тела доплыл быстрее, минуты за три…

В эту минуту появился бледный Ростоцкий. Он на глазах постарел и ссутулился, около тела Анастасии замер, было заметно, что его знобит. Нальянов предложил ему остатки коньяка, но старик, похоже, даже не услышал его.

— Когда это случилось?

Вельчевский ответил, что тело сбросили с моста около шести с четвертью. Ростоцкий уставился невидящими глазами на тело девушки и странно двигал губами, словно что-то пережёвывал.

— Шесть с четвертью? А сейчас сколько?

Дибич вынул часы. Время приближалось к восьми.

— Кто, после того, как мы с Андреем Даниловичем ушли, оставался в Сильвии? — поинтересовался Нальянов.

— Анюта, служанка моя, с корзиной суетилась, да Аннушка всё гитару рассматривала. Павлик ушёл на реку, Аристарх — за хворостом, Серёжа в лавку побежал, Леонид с невестой гуляли где-то, Лариошу я не видел, девочки тоже погулять пошли. А Настенька… Она же первая ушла… — старик горестно развёл руками. — Потом Лизанька подошла.

— Соберите там всех, кто был, — попросил Вельчевский, и старик потрусил к ставшему заметным меж деревьев костру.

Темнота, усугублённая ненастьем, сгущалась. Тело сфотографировали, сверкнув магниевыми вспышками, и, уложив на носилки, прикрыли простыней и унесли.

— Вы уверены, что убийца там, на пикнике? — Дибич внимательно вгляделся в безмятежного Нальянова. Тот не проявлял ни малейшего интереса к убийству, не спуская глаз с речной глади.

Нальянов пожал плечами.

— В случайного бродягу верится с трудом, публика тут чистая, за отребьем следят, людей немного, каждый дачник на виду. Это не Питер, здесь не затеряешься.

— Но приезжие…

— Здесь нет дешёвых комнат по пятнадцать рублей за сезон, — лениво растолковал Нальянов, — тут и за сотню дачу не снимешь. Цены от восьмисот до тысячи. Мне знакомый адвокат жаловался, что с его окладом пятьсот рублей в Павловске и Петергофе делать нечего.

— Значит, вы уверены…

— Да нет, случайный человек не исключён, но если мышь пропала в гадюшнике, глупо подозревать кошек с соседнего двора, — он смолк, потом зевнул. — Я не думаю, что Вельчевский задержит нас, мы, благодаря друг другу, вне подозрений, а в сговоре нас не заподозришь. Завтра он навестит меня, а сейчас я хотел бы принять горячую ванну. На девять мучеников Кизических я ещё никогда не купался. — Нальянов поёжился, потом неожиданно рассмеялся, — кстати, через пару дней, по древним поверьям, Вальпургиева ночь.