Молодой лес - [17]

В последней части дневника появляется новое действующее лицо — некто М. Вначале он обрисован условно, но за скупыми словами кроется значительно больше, нежели автор записок хочет сказать. Затем об этом М. упоминается в тексте все чаще и откровеннее. Он становится главным героем записок. Все навязчивее его имя вплетается в мысли Ирены. Прежде чем с ним встретиться, Ирена говорит о нем как о якоре спасения. В своих мыслях девушка поднимает его на недосягаемую высоту и верит, что в нем найдет как раз такого человека, который выручит ее из беды.

Я читаю о М., и мне в душу закрадывается ревность. Не могу оторваться от дневника. Вскоре я начинаю понимать, что этот М. ничтожен, как и я сам.

Ирена неумело скрывает, особенно на последних страницах, свою любовь к нему. Она боится открыто признаться, но, чем больше начинает защищаться от этого чувства, тем сильнее оно выявляется.

Молчаливое расставание с М. у дверей большого дома заняло в записках несколько страниц. Я тоже описывал это прощание. Если сравнить наши описания: ее — длинное, поэтическое и мое — краткое, в несколько слов, никто не поверил бы, что речь идет об одном и том же событии. По ее словам, мы простояли в дверях больше часа. М. обнял девушку за талию. Больше слов говорили многоточия, стоявшие после каждой фразы, как бы прикрывая стыдливую мысль.

Описание прощания в записках Ирены зачеркнуто, но все же его можно прочесть. Потом вдруг она пишет, что все это придумала, что она только мечтала о таком расставании.

«Прощаясь, он обхватил меня руками за шею, а потом ласково опустил руки вниз, вдоль моего тела. Я вся трепетала и чувствовала, что и он дрожит. Он что-то шептал мне. Я слышала только свое имя».

Последние фразы она тоже зачеркнула, и я едва смог их разобрать. И снова винит себя, что все это выдумала. Правда же только то, что она слышала о М. Он и не думает о женщинах. Всю свою жизнь отдал борьбе, это приводит ее в восхищение, и она не скрывает в записках своего восторга.

— Как думаешь, Испанец, кто такой этот М., которого так неумело старается скрыть Ирена? — хитро спросил Глухой.

— Не знаю. Девушка фантазирует, строит из себя писателя, впадает в бред.

— Нет, здесь есть смысл. Я не люблю литературу, в которой нет любви. Без любви нет ни жизни, ни литературы.

— Ну, это как сказать.

— Она еще не совсем поняла этого М. Да и он не особенно хватается за нее. Ну, обнял на пороге. А дальше? Знать бы, что кроется за этими многоточиями.

— Да, да.

— Все это происходило тоже ночью. Похоже, этот М. просто твой двойник. И по описанию — вылитый ты. Двадцать два года, как и тебе. Во всем вы похожи. Если бы не было объятий, я мог бы поклясться, что М. — Бора-Испанец!

— Я ее не обнимал! — вырвалось у меня.

— А кто тебя обвиняет?

— Будем откровенны, Глухой.

— Действительно, стоит ли нам играть в кошки-мышки? И ты и я теперь хорошо знаем, что М. не кто иной, как ты. Это же абсолютно ясно. Не забывай, что я отлично понимаю и твое положение, и ответственность. Возможно, ты иногда жалеешь, что не находишься на моем месте, когда надо выполнять приказания, а не приказывать, отвечать только за себя, играть, а не дирижировать, порой понемногу и красть, а не только гоняться за ворами. Твое слово — закон в этих горах. Знаю, что слово это не только твое, не ты его выдумываешь, но то же самое слово в других устах зазвучит иначе. Твое слово не расходится с делом. Ты не смеешь сделать то, чего не разрешил бы другим. Но должен ли ты быть именно таким? Не идешь ли ты против жизни?

— В наше время не может быть иначе.

— Я скажу Весне, что ты прочитал ее дневник.

— Ты не смеешь этого сделать.

— Я это сделаю по-своему.

— Как же?

— Не волнуйся, я найду способ!

— Боюсь, не накрутишь ли чего.

— Не беспокойся!

Я по-настоящему обрадовался, что Глухой вмешался в нашу игру.

VI

Чем дальше от меня та минута, когда я перевернул последнюю страницу дневника, тем ближе становится его содержание. Несколько стихов, которые запомнились, и последние прощальные строки записок звучат во мне, как самая чудесная музыка.

Я не могу забыть девушку. Если бы это случилось, я чувствовал бы себя так, словно у меня отняли что-то такое, без чего нельзя жить.

Особенно остро человек может почувствовать силу любви, когда встретится с глазу на глаз со смертью. Образ любимой ярче встает в сознании, и горечь расставания проникает в душу, а смерть кажется неизбежной.

Я был уверен, что сегодня непременно увижу Весну, и потому особенно старательно готовился к предстоящему бою. Хотелось не посрамить себя в ее глазах.

Бой начался. Я бегу под градом пуль перед строем, не сгибаясь, стараясь быть на виду. Снаряды рвутся вокруг меня, но я не боюсь. Она смотрит на меня из цепи. Конечно, под таким огнем следовало лечь, этого я требую от других. Я командую «Ложись!», но сам не падаю на землю только потому, что хочу, чтобы она меня увидела. Я играю со смертью. Такая игра мне сейчас дороже всего на свете. Разрыв снаряда свалил меня на землю. Видела ли все это Весна, что она чувствовала? Хоть бы разок взглянуть на нее.

Не помню, что было потом. Мне показалось, что передо мной стоит сама смерть в облике моей пробудившейся совести и говорит: