Молодая кровь - [153]

Шрифт
Интервал

— Но работа-то у них тяжелая? — спросил Джим, дружелюбно улыбаясь,

— Да, сэр.

— А хозяин злой?

— Как гремучая змея!

— О, ну, значит, тогда он платит им особо большое жалованье! — заключил Джим.

— Нет, сэр, ничего этого нет. Прежде он платил три пятьдесят за полмесяца, а теперь взял да скостил по доллару. Вот и приходится рассчитывать в основном на чаевые, а чаевые-то не те, что были. Только и слышишь от постояльцев, как им стало тяжело жить.

Ричард и Джозефин с интересом слушали беседу Джима с Робом.

— Если у вас так плохо, так уж, кажется, кто-кто, а ваши должны стремиться в профсоюз, — заметила Джозефин.

— Некоторые просто боятся, — пояснил Роб, — боятся потерять работу, боятся, что при нынешнем положении другого ничего не найдут.

— М-да, — сказал Джим, — конечно, они считают, что, как ни плохо им в вашей гостинице, в других местах еще хуже. А кроме того, они ведь не представляют себе, что такое профсоюз.

— Некоторые готовы вступить, — сказал Роб, дивясь, как это Джим Коллинс, который и в глаза не видал ребят из гостиницы, все про них знает. — Некоторые уже заявили, что они готовы.

— Сколько работников в вашей гостинице? — спросил Джим.

— Точно не скажу, но человек семьдесят пять, а то и сто будет. — Роб посмотрел на высокого худощавого негра, сидевшего против него, потом оглядел комнату. Нет, это не сон, вот сидят Джозефин с Ричардом, а ему все не верится, что в Кроссроудзе, в Джорджии, он может разговаривать с представителем профсоюза — негром-организатором.

— А сколько у вас цветных?

— Не знаю наверняка, но побольше половины будет.

— А нет ли среди белых желающих вступить в профсоюз?

— Право, не знаю. — И тут же Роб вспомнил Оскара Джефферсона и встречу с ним на улице, и как вел себя Оскар у кассы, и как он вел себя на вечере песни и потом в помещении профсоюза. — Есть один порядочный человек среди них, так мне кажется. Но я еще в нем хорошенько не разобрался. Может быть, он и заинтересуется, но кто их знает, этих джорджийских белых! — Роб обернулся к Ричарду Майлзу — Вы знаете, кого я имею в виду? Оскара Джефферсона, того, что подошел к вам в зале после нашего концерта.

— Да, он вроде бы симпатичный человек, — заметил Ричард. — Таких мы как раз ищем,

Джим Коллинс перебил его вопросом:

— Оскар Джефферсон? Оскар Джефферсон? — Глубокая складка залегла у него меж бровей. — Вы сказали: Оскар Джефферсон?

— Да, сэр, — ответил Роб. — А что? Джим улыбнулся.

— Да так, ничего. Просто подумал, не родственничек ли это старого Томаса Джефферсона[30] или Джефферсона Дэйвиса.[31]

Роб посмотрел на Джима, потом на Майлзов и рассмеялся.

Заговорили на другую тему — об Ассоциации содействия прогрессу цветного населения, и Джозефин рассказала, что она участвует в подготовке программы для двух воскресных вечеров в театре Линкольна; они решили организовать отделение Ассоциации в Кроссроудзе. Беседовали и о многом другом: о докторе Райли, о Джо и Лори Янгбладах, вспомнили губернатора Талмеджа и, конечно, Франклина Делано Рузвельта, причем все единодушно согласились, что он довольно хороший президент.

Хозяева подали угощение — кофе и булочки с корицей, разговор продолжался. Джим Коллинс был приятный собеседник, держал он себя просто, непринужденно, и начинало казаться, что разговариваешь с родным человеком. Когда он бывал в ударе, он мог говорить без умолку, заставляя слушателей забывать обо всем на свете, но сам тоже умел слушать и любил послушать других.

Под конец он сказал Робу, что собирается ехать в южную часть Джорджии, а у них в городе намерен пробыть не больше двух дней. Не может ли Роб прийти сюда, к Ричарду, завтра и привести с собой ребят?

— Но только немного, — предупредил он, — ну там четверых или пятерых, из тех, кому действительно можно довериться.

— Хорошо, — сказал Роб, — приведу.

— А как насчет Оскара Джефферсона? — напомнил Ричард.

— Приведи, если этот крэкер нам друг, — сказал Джим. — Посмотрим, из чего он сделан.

— Привести его? — удивился Роб. — Как друга? Что-то я не очень на него полагаюсь.

— А на негров ты на всех полагаешься? — спросил Джим.

— Что вы, далеко не так!

Роб подумал, что и управляющему донес на него кто-то из цветных, кто именно — неизвестно, но что это был свой, он не сомневался.

— Все равно, если он захочет прийти, приведи его, — сказал Джим. — Ничего опасного в этом нет. Всегда найдется кто-нибудь, чтоб наушничать хозяевам, даже если на сто миль вокруг не будет белого человека.

— Да, да, приведи! — поддержал Ричард. — Может быть, у нас действительно что-нибудь выйдет.

На другой день Роб привел пятерых: Бру Робинсона, Гаса Маккея, Хэка Доусона, Эллиса Джордена и Уилабелл Бракстон. Все познакомились с Джимом Коллинсом и уселись, посматривая на него. Завязался веселый, непринужденный разговор. В начале десятого раздался звонок. Неловкая тишина воцарилась в комнате, все недоуменно переглядывались. Ричард Майлз пошел отворять и ввел в комнату Оскара. Бру Робинсон даже рот разинул от удивления. Остальные служащие гостиницы тоже удивленно уставились на белого. А Ричард сказал таким тоном, словно ничего необычайного не произошло:


Рекомендуем почитать
Тевье-молочник. Повести и рассказы

В книгу еврейского писателя Шолом-Алейхема (1859–1916) вошли повесть "Тевье-молочник" о том, как бедняк, обремененный семьей, вдруг был осчастливлен благодаря необычайному случаю, а также повести и рассказы: "Ножик", "Часы", "Не везет!", "Рябчик", "Город маленьких людей", "Родительские радости", "Заколдованный портной", "Немец", "Скрипка", "Будь я Ротшильд…", "Гимназия", "Горшок" и другие.Вступительная статья В. Финка.Составление, редакция переводов и примечания М. Беленького.Иллюстрации А. Каплана.


Обозрение современной литературы

«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».


Деловой роман в нашей литературе. «Тысяча душ», роман А. Писемского

«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».


Мятежник Моти Гудж

«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».


Четыре времени года украинской охоты

 Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...


Человеческая комедия. Вот пришел, вот ушел сам знаешь кто. Приключения Весли Джексона

Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.