Молочный рейс - [9]
И вдруг Охкурго встрепенулся: «А медведь?! За ним же вернутся… Не ради баловства убили. Туша даже не укрыта. Значит, скоро приедут!..»
От сердца отлегло.
Охкурго по-хозяйски пересчитал спички и упрятал их в кожаный мешочек, прикреплённый на поясе рядом с ножом. Потряс котомку — ни крошки хлеба, ни соли.
«Ничего, с медвежьим мясом жить можно», — утешился.
И верно, медведь кормил исправно…
Миновали ещё сутки, и ещё. Снова начало одолевать беспокойство. Оно нарастало. Дни сделались бесконечно длинными. Хотелось плакать…
«Вернётся охотник, обязательно вернётся, — убеждал себя Охкурго. — Наверное, ждёт наст, чтобы ехать легче».
Спички кончились. Страшно потерять огонь! Зверьё может прийти на запах мяса…
Теперь у Охкурго появилась новая забота — поддерживать костёр. День и ночь! Он собственным телом пробил в снегу траншею к кедрачу и готовил, готовил дрова. Много же их надо! Но без этой заботы было бы ещё хуже: работа гонит тяжёлые мысли и коротит время…
На седьмые сутки издали донёсся лай.
У Охкурго дрогнуло сердце. Он встал, вглядываясь в сверкающую даль тундры.
«Да, да, это собаки!» И мальчишка побежал навстречу упряжке.
— Акко! — опешил пожилой коряк, поднимаясь с нарты.
Он разглядывал почерневшее от холода и копоти лицо Охкурго и, цокая языком от удивления, внимательно слушал его рассказ.
— Молодец! — похвалил он. — Настоящий мужчина.
Лангенёк, лая и кружась, виляя хвостом, видно, тоже рассказывал своре на своём собачьем языке об испытанных им мытарствах. Суровые малообщительные псы терпеливо сносили его суетность. Наконец Лангенёк замолчал и, высунув от удовольствия язык, улёгся среди них как равный.
Пингвин-футболист
К Мирному дизель-электроход «Уэлен» подошёл в январе, то есть в разгар лета. В Южном полушарии все времена года наоборот. Солнце кружилось вокруг корабля день и ночь. Порой температура поднималась до пятнадцати градусов. И, хотя вокруг по-прежнему лежал снег да лёд, люди загорали до пузырей на теле. Особенно часто вздувались губы. На лицо приходилось надевать предохранитель из марли.
«Уэлен» привёз для зимовщиков научное оборудование и продукты. Пришвартовался к ледяному припаю. До Мирного ещё оставалось километров двадцать по суше. Нагрузили сани, прицепили трактор, — и поезд отправился к посёлку.
Пока рейс туда да обратно — время тянется медленно.
«Чем заняться?» — гадали моряки, собравшись на верхней палубе.
Вдруг у одного, матроса слетела с головы шапка. Её ногой подбросил сосед, а там, смеясь, подхватил другой, третий…
— Стой, ребята! — закричал моторист из машинного. — Что, если футбол устроить?!
Одни посмотрели на него с недоумением, другие насторожённо. Все знали, что это заядлый футболист — вратарь, но к тому же и неутомимый шутник.
— Посмотрите, — развёл он руками, — чем не поле: припай ровный, ни одного тороса.
— Давайте!
— Верно!
Кто-то даже крикнул «ура». На корабле почти все увлекались футболом. Палубная и машинная команда — давнишние соперники. Да и поразмяться хорошо. Ведь рейс из Ленинграда в Антарктику — целый месяц.
Через какие-то полчаса всё было как надо: команда в бутсах, в полосатых гетрах и широких трусах. И, само собой разумеется, — цветные майки… поверх свитеров. У палубников — жёлтые, у машинистов — красные. Вратари одеты потеплее, а ноги — в бурках.
Установили ворота, вбив в лёд доски, наметили углы.
Вышел судья с настоящим судейским свистком. Покрутил мяч — он у моряков «Уэлена» всегда при себе, в какое бы плавание ни отправлялись.
— Игра!
Тут-то и началось… В этих местах живёт большая колония пингвинов-аделей. Они несколько меньше обычных, так называемых императорских, но отличаются самостоятельностью.
Когда футболисты начали с шумом гонять мяч, пингвины, которые с серьёзным видом занимались собственными делами, повернулись, как по команде, к полю.
Они чинно стояли в своих чёрных фраках, ослепительно-белых манишках и недоумённо поводили клювами. Ну, в самом деле, с чего это люди носятся сломя голову за каким-то круглым камнем!
Смотрели, смотрели и вдруг, забеспокоившись, гуськом побежали на игроков. Поле мигом оказалось окружённым зрителями, словно на настоящем стадионе. Крылатые «болельщики», как и все истые зрители спортивных игр, принялись галдеть, хлопать культяпками крыльев и крутить головами.
Мяч угодил по одному из пингвинов. Тот вознегодовал — и за ним. Подбежал вратарь. Но пингвин, спрятав под себя мяч, начал клеваться. Едва отобрали.
— Вот тебе и напарник. Лихой! — смеялись моряки.
Вратарь промолчал. Он был недоволен поединком. Птица изловчилась и больно хватила его.
Казалось, порядок наведён. Но не тут-то было. Самозванец-вратарь не пожелал терять добычу. Оправившись, он поспешно заковылял на поле. За ним двинулись и сородичи. Птицы заполонили площадку. Смешно растопырив куцые крылья, они с криком гонялись за мячом, который, отскакивая, бил их в грудь, в спину, в голову…
Смешно растопырив куцые крылья, пингвины с криком гонялись за мячом.
Для азартных игроков всё нипочём! Они старались удержать мяч клювом и ногами. С разбегу шлёпались на него, катились по снегу, скользя торпедой, — грудь-то смазана жиром.
