Молнии в ночи [Авторский сборник] - [46]

Из-за стола встала Мария, направилась к Алиджану. Она очень изменилась с тех пор, как они виделись в последний раз. Прежде ее отличала мальчишеская бойкость и угловатость. Сейчас это была молодая, статная, чуть располневшая женщина, исполненная чувства собственного достоинства. Идет время, идет… Только Алиджан, наверно, такой же, как был — нескладный и задиристый. Он в смущении смотрел на Марию, не зная, как теперь с ней держаться, а она крепко, «по-старому», тряхнула ему руку, спросила по-узбекски:

— Ойингиз яхшимилар[37], Алик?.. Проходи, садись.

— Спасибо.

Алиджан обошел всех собравшихся, с каждым поздоровался за руку и опустился на стул между мужем Марии и женой Андрея Андреевича, Евдокией Петровной. Народу за столом было не так уж много, — кроме хозяев, еще трое, — но Алиджан конфузился, не знал, куда деть руки: давно не сидел он среди таких достойных людей…

Алиджану налили рюмку вина, положили на тарелку всякой закуски. Андрей Андреевич с шутливой торжественностью проговорил:

— Познакомься, Алиджан, с почтенным собранием. Это вот — Иван Кузьмич, начальник литейного цеха. Это — наш главный мастер. Это — Шермат, ты его знаешь: сосед. Это — небезызвестная Маша, в прошлом сорванец-мальчишка, ныне мужняя жена. А рядом с тобой моя дражайшая половина и наш зять, дочкин муж, — прошу любить и жаловать.

— Ну вот, знакомство состоялось, — удовлетворенно сказал Иван Кузьмич, — теперь в самую пору за него выпить. Со свиданьицем!

Все чокнулись, выпили. Алиджан нацелился было на аппетитный кусок рыбы, но никак не мог подцепить его вилкой. Андрей Андреевич засмеялся:

— Да ты не стесняйся, бери руками. У нас без церемоний!

Мария снова наполнила рюмку Алиджана:

— Это тебе штрафная. Опоздал — догоняй.

Она обращалась к нему с такой дружелюбной сердечностью, что он опять покраснел, покосился на мужа Марии, потом пыпалил:

— За вечную молодость наших стариков! — и залпом выпил вино.

— Да ты, оказывается, мастак произносить тосты! — с улыбкой похвалил его Иван Кузьмич.

За столом становилось все оживленней. Звенели рюмки. Андрей Андреевич, чуть захмелев, принялся за воспоминания, — а уж ему-то было что рассказать!.. Он участвовал в вооруженном восстании железнодорожных рабочих, — тогда еще не было на свете ни Алиджана, ни Шермата, ни Марии. Плечом к плечу с русскими товарищами и узбеками он сражался против карателей генерала Коровиченко, пытавшегося утопить восстание в крови…

Если бы Алиджан прочел о таком в книге или в газете, — это, наверно, не произвело бы на него особого впечатления: не любил он «всякую там романтику». Но Андрея Андреевича он слушал с волнением, не сводя с него глаз, словно хотел разглядеть в нем того, прежнего Андрея, с винтовкой в руках, пылкого и бесстрашного.

Нет, нынешний Андрей Андреевич не походил на героя. Был он щупловат, худощав, усы — желтые от табачного дыма, и одевался неприхотливо: косоворотка, подпоясанная узким ремнем, грубые кирзовые сапоги… Каждый день, с рассветом, он уходил на работу, а вернувшись, допоздна возился в саду, заботливо ухаживая за виноградником, деревьями, пчелами…

У него, кроме дочери, было еще двое сыновей, уже взрослых, семейных. Один служил во флоте, в Калининграде, другой работал горным инженером в Новосибирске. Внуков он видел редко, зато его любила здешняя детвора: когда он возвращался с работы, ребятишки бежали к нему со всех ног, повисали на нем, а он довольно щурился, разговаривал с ними как с равными, одаривал всякими сластями. И Алиджану в свое время немало перепало от него и ласки, и лакомств…

Наверно, думал Алиджан, человек, который так любит детей, мог в революцию пойти на любой подвиг ради счастья человечества! И он, Алиджан, обязан ему и таким, как он, тем, что в детстве не знал ни нужды, ни подневольного труда, учился, рос без забот и тревог. Ох, пора, видно, кончать шалопайничать… Андрей-то Андреевич молодым пошел в революцию… А в партию когда вступил? Раньше, чем его, Алиджана, отец.

А Андрей Андреевич уже рассказывал об отце Алиджана: каким он был чутким, заботливым. Он-то и уговорил Андрея Андреевича, своего боевого друга, поселиться в этой махалле: народ, мол, тут очень радушный, друг за друга — горой. И он не жалеет, что пустил здесь корни: люди вокруг, и правда, хорошие. Не раз его выручали.

Мария тоже вспомнила о прошлом, — о веселом детстве, когда она дружила с местными мальчишками, играла с ними в орешки, и однажды Алиджан выиграл у нее полный карман орехов, и с ней же ими поделился.

— Помнишь, Алик?..

Алиджан раскраснелся, он уже чувствовал себя здесь, как дома: казалось — давно со всеми знаком. На душе было легко и светло.

Мария включила радиолу. Потанцевала с мужем, потом с Алиджаном.

Было уже часов десять, когда Иван Кузьмич поднялся из-за стола, шутливо сказал:

— Дорогие гости, не надоели ли вам хозяева? Время позднее — пора и честь знать. Поблагодарим за хлеб-соль Андрея Андреевича и Евдокию Петровну, и по домам.

Алиджан тоже хотел было уйти вместе со всеми, но Андрей Андреевич удержал его:

— Тебе-то куда торопиться? Живешь рядом, на работу завтра не вставать. Посиди еще немного.