Молнии в ночи [Авторский сборник] - [23]

Мирхайдар, заметив в руке Мирсаида нож, который тот в суматохе схватил со стола, коротко, строго приказал:

— Брось!

Мирсаид кинул нож за дувал, нагнал отца… Гончар шагал молча, мрачный, решительный, со стиснутыми зубами, — ничто сейчас не могло бы его остановить!.. Глаза его горели — казалось, в них отсвечивало пламя, полыхавшее у него в груди. Это пламя словно перекинулось и на остальных: они не отставали от гончара, лица их дышали бесстрашием и решимостью.

Время от времени Мирхайдар поднимал кулаки, страстно восклицал:

— Я стою за правду. Правду нельзя повесить!..

По дороге к ним присоединялись ремесленники, мелкие торговцы, ребятишки, повыскакивавшие из домов. Юноши, тащившие воду, ставили ведра на землю и примыкали к идущим.

Не все понимали, куда и зачем ведет их Мирхайдар. Но людей, словно магнитом, тянуло к гончару и его товарищам: ведь это были уважаемые мастера и уж, наверно, знали, что делали, и поступь у них — уверенная, твердая, и мрачный огонь в глазах…

Привлеченные уличным шумом, к калиткам ковыляли старики, провожали толпу испуганными взглядами… В осажденном затаившемся городе люди привыкли к настороженной тишине. И вдруг — глухо ропщущая толпа на улицах! Старики у калиток покачивали головами, шепотом переговаривались друг с другом: куда это они?.. Уж не посходили ли с ума? А узнав в вожаке Мирхайдара, услышав его возглас: «Правду не убьешь!» — преисполнились еще большей тревоги: ведь это тот самый гончар — бунтовщик, поднявший руку на элликбаши! От него всего можно ждать. Опять, видно, баламутит людей. Только почему все без оружия? Что они задумали?

Когда толпа поравнялась с медресе Бегларбеги, оттуда высыпали муллабаччи, кинулись следом за идущими. Возле женской мечети Мирхайдар снова выкрикнул:

— Мы за правду! Правду не повесишь!..

За мечетью Джома от толпы отделились Тухтамурад, Гаибназар, Камбарали — побежали в свои махалли, сзывать земляков к площади Чорсу.

За Мирхайдаром шло уже около сотни горожан. Когда они приблизились к Чорсу, путь им преградили два конных сарбаза. Какой-то парень схватил коней под уздцы, оттянул в сторону, пригрозил сарбазам: «Эй, не играйте с огнем, не то не миновать беды!» Конники так и остались торчать поодаль, ошалело хлопая глазами…

На мосту через Бозсу, на виселице с длинной перекладиной, покачивались шесть трупов. Толпа обтекла виселицу, остановилась перед медресе Кукалташ. Она стала еще полноводней, вобрав в себя ремесленников, сбежавшихся со всех махаллей… Всадники, арбакеши задерживались, словно в ожидании какого-то зрелища. Горожане, копавшие рвы поперек улицы, бросив лопаты, спешили туда, где толпа обступила Мирхайдара.

Гончар, бледный от волнения, взобрался на ступени, ведущие к медресе Кукалташ, громко, горячо заговорил:

— Друзья!.. Глядите — вот повешены люди, не пожелавшие драться с русскими. Но правду никому не повесить! Правду не убьешь! Послушайте меня. — Он чуть прикрыл глаза. — Меня не страшит виселица: я уже побывал в аду, в зиндане, лицом к лицу со смертью, и меня ничто не страшит!.. И я говорю вам: оставьте свои лопаты, не ройте рвы, не возводите преград на пути русского войска! Глядите — улица в рвах, как в ранах. Не мучьте ее! Откроем ворота — и встретим русских, как братьев. Ради чего нам проливать кровь? Вы слышали про бой в степи — сколько там полегло наших земляков!.. Воевать с русскими — гибель для нас. Не пора ли объединиться с ними — к нашему общему благу?!

Толпа завороженно слушала гончара, люди подхватывали его слова, передавали их дальше… Мирхайдар сорвал платок, которым была обмотана его голова, вытер лицо, открытую грудь и продолжал:

— Нам надо испить полную чашу страданий. Так пусть же наши дети и внуки живут в дружбе и в мире. Пусть в страданиях и муках родятся покой и благоденствие! — Он сам не замечал, что говорит словами Абдувахаба Шаши. — Если же мы не подружимся с Россией, то на веки вечные останутся с нами все наши беды: тиранство и междоусобица, войны и голод, зиндан и казни… Я ташкентец, простой гончар. Люблю свое ремесло, и свой город люблю, как собственную душу. Мое счастье — в мирной жизни. И я говорю вам, не слушайте кровожадного бека, не ройте рвы и окопы, распахните настежь ворота перед русскими!..

Оказавшийся поблизости конный стражник-есаул попытался было пробиться сквозь толпу к Мирхайдару, но толпа плотно сомкнулась перед ним, не давая проезда. Он схватился за саблю — кто-то крикнул:

— Эй, заберите у него игрушку! Бей его!..

И толпа набросилась на есаула.

Мирхайдар, спустившись со ступеней, окинул толпу призывным взором и зашагал по направлению к воротам Камалон. Все, кто был на Чорсу, хлынули за ним.

На город уже опустилась вечерняя мгла. На западе, над высоким тополем, отвесно стоял ржавый месяц.

А толпа все росла. Она до краев заполнила улицу, ведущую к воротам. Перед ней выросли конные сарбазы — толпа оттеснила их и в темноте, в безмолвии полилась дальше. Слышался лишь быстрый шорох шагов, да лаяли собаки из подворотен.

Миновали кладбище. За низкой каменной оградой смутно виднелись надмогильные купола, каменные надгробья… Казалось, кто-то накинул на кладбище темное прозрачное покрывало.