Молиться за Рэйн - [9]

И не хочу этого знать.

Я крепко зажмуриваюсь и пытаюсь петь про себя, но каждая песня, которая приходит мне на ум — грустная. Или жестокая. Или все вместе. «Semi-Automatic» Twenty One Pilots наводит меня на мысли о «10 A.M. Automatic» группы The Black Keys, что в свою очередь о песне «Black Wave» K. Flay, после которой я начинаю думать о «Blood in the Cut» K. Flay, затем вспоминаю «Cut YrT eeth» группы Kississippi и, в конце концов, в моей голове возникает «Cut My Lip» группы Twenty One Pilots.

Я пытаюсь вспомнить какую-нибудь веселую песню у Twenty One Pilots, — хотя бы одна должна же быть, — когда Уэс резко поворачивает направо и въезжает в Хартвелл парк. На повороте я крепче прижимаюсь к нему, ручки от пакетов с едой врезаются мне в руки, перекрывая кровоснабжение, и я пытаюсь понять, какого черта мы здесь делаем.

Это место знало времена и получше. Теперь повсюду валяются обертки от еды из «Бургер Паласа», смятые пивные банки. Окурки разбросаны, как конфетти после вечеринки, и в дополнение ко всему, кто-то нарисовал баллончиком с черной краской гигантскую букву «Ш» поверх буквы «Х» на вывеске, так что теперь она гласила: «Шартвелл[1] парк».

Ладно, этой работой я особенно горжусь.

Уэс заезжает прямо на газон и паркуется рядом с детской площадкой. Я неохотно отпускаю его и слезаю с грязного мотоцикла. Положив пакеты на землю, я начинаю массировать свои руки, чтобы вернуть в них кровообращение.

Как только Уэс снимает шлем, сразу хватает пакеты и забирается по желтой вертикальной лестнице в верхнюю часть игровой площадки. Я откидываю голову назад и, щурясь, наблюдаю, как он исчезает под крышей.

— Почему ты решил остановиться именно здесь? Ты любишь кататься на горках или типа того?

— Собаки не могут забираться по таким лестницам, — отвечает он, перекрикивая звук шуршащего пакета и открывающейся картонной коробки.

Вот черт!

Я оглядываюсь по сторонам, чтобы убедится в отсутствии трех потенциальных угроз, после чего поднимаюсь по лестнице и обнаруживаю Уэса, сидящего на полу спиной к перилам и отправляющего в рот последний кусочек протеинового батончика.

— Черт. Ты был действительно голоден.

Он комкает обертку, бросает ее в гору мусора что под нами и предлагает мне открытую коробку с батончиками. Жест добрый, но, когда он с хрустом откусывает еще один кусок химически модифицированных питательных веществ, его глаза выглядят сурово.

— Эм… спасибо. — Я достаю из коробки протеиновый батончик и снимаю обертку. В тот момент, когда мои зубы погружаются в этот брикет соленой сладости, из глубины моего горла вырывается невольный стон. Это первая вещь, которую я съела, не считая картошки фри из «Бургер Паласа» за последние несколько дней. А может, и дольше.

— Это было чертовски глупо.

Я проглатываю остатки батончика и отваживаюсь взглянуть на своего рассерженного спутника. Несмотря на то, что он сидит, а я стою, возвышаясь над ним, выражение его лица пугает меня до чертиков.

— Ох… да. Мне жаль.

— Я же сказал, что вытащу тебя оттуда, если ты будешь держать свой рот на замке и делать то, что я велю. Ты ни хрена меня не слушала.

Я вздрагиваю и выдавливаю из себя неловкую полуулыбку.

— Я делала то, что ты мне говорил, почти все время. — Моя полуулыбка превращается в гримасу.

— Да, а еще ты все это время держала свой гребаный рот на пределе возможностей. — Уэс опускает свой убийственный взгляд и снова начинает рыться в пакетах.

— Я же сказала, что мне очень жаль. Может быть, в следующий раз тебе стоит похитить кого-нибудь менее импульсивного.

Уэс срывает крышку с другой коробки, игнорируя меня.

Я скрещиваю руки на груди и пытаюсь надуть губы, но это довольно трудно сделать, когда он откручивает крышку от пакета с фруктовым пюре и выдавливает содержимое в рот, как пятилетний ребенок.

— Чувак, — хихикаю я, — ты неправильно живешь во время предстоящего апокалипсиса. Через три дня мы все умрем, а ты сидишь здесь и беспокоишься о правильном рационе питания.

Уэс застывает с упаковкой пюре в дюйме от приоткрытых губ.

— Кто мы?

— Эм… я, ты, — я развожу руками и оглядываю пустую свалку, в которую превратился парк, — все вокруг.

— Я не собираюсь умирать, — отвечает Уэс и, обхватывая губами упаковку пюре, начинает его всасывать.

Он смотрит на меня поверх пакета, отчего мои щеки начинают покалывать.

Отшучиваясь, я щелкаю пальцами, показывая на него.

— Я так и думала, что ты лайфер! Я знала! — Я сажусь напротив него и наклоняюсь вперед. — Итак, скажи мне, лайфер, если никто из нас не умрет, то что, по-твоему, означают эти кошмары? Думаешь, что 23 апреля четыре всадника Апокалипсиса просто появятся из ниоткуда, чтобы заплести нам волосы в косички и поиграть с нами в ладушки? — При упоминании косичек я поднимаю руку и касаюсь того места, где раньше была моя.

Да. Все еще нет.

Уэс наклоняется вперед и тычет пальцем в мою сторону.

— Я уже сказал тебе, что я не гребаный лайфер. Я не говорил, что мы все не умрем. Я сказал тебе, что я не собираюсь умирать. Не знаю, что означают эти кошмары, и мне плевать на это. Все, что я знаю — что бы ни случилось… я выживу.

Я почти давлюсь своим протеиновым батончиком. Уткнувшись лицом в локоть, я кашляю и выплевываю куски перетертого арахиса, затем смотрю на сумасшедшего парня, сидящего напротив меня.