Молиться за Рэйн - [8]

Я начинаю паниковать, прокручивая в голове все возможные имена, которые только могу придумать, но все, что мне удается сказать, это:

— Привет… чувак.

— Похоже, что ты и твой парень, — вся троица поднимает глаза и смотрит за мое плечо, — пытались уйти, не заплатив по счетам.

Мой желудок падает.

Мне удается изобразить на лице фальшивую улыбку.

— О! Нет… Видишь ли, мы все уладили с… — я жестом указываю на парня, который должен сидеть по ту сторону от стекла, надеясь, что он подтвердит мои слова. Но когда я перевожу на него взгляд, то вижу, что он вообще не сидит на своем стуле.

Он лежит на тротуаре лицом вниз, и его обнюхивает стая диких собак.

Мои внутренности сжимаются, когда реальность этой ситуации рушится на меня. Мы безоружны, уступаем им в численности, и единственный человек, который мог бы нам помочь, умер от долбанного передоза.

Я оглядываюсь через плечо на Уэса. Его челюсть сжимается, от того что он жует внутреннюю сторону нижней губы. Он уставился прямо перед собой, отказываясь смотреть на меня, и я знаю почему.

Потому что у лайфера есть ради чего жить.

— Можно я уже пойду? — спрашивает он скучающим тоном, встречая пристальные взгляды троих бандитов. Он смотрит на них так, словно они капризные дети, из-за которых он опаздывает на работу.

Мне хочется смеяться. Совершенно незнакомый человек, угрожая оружием, похитил меня и доставил в мой самый страшный кошмар, а я в свою очередь позволила ему сделать это, потому что мне нравилось то, как он смотрел на меня.

Это кошмар! Точно! В любую минуту четыре всадника Апокалипсиса ворвутся в эту дверь и убьют нас всех! Это просто кошмар! Это должен быть он! Просыпайся, Рэйн! Просыпайся!

Я мотаю головой из стороны в сторону, отчаянно пытаясь найти черно-красное знамя или баннер, пропагандирующий 23 апреля, увидеть пламя, дым или еще что-то, но единственное, что висит на стенах, — это телевизионные дисплеи, на которых счастливые люди поедают трехдолларовый «Доритос».

Это не сон. Это лишь я, три насильника и парень, который пытается меня им продать.

Бандиты переглядываются, а затем снова смотрят на человека позади меня.

Тот, что слева, свирепо оглядывает его и плюет на землю.

— Эта киска не стоит пули.

— Давай, красавчик, — продолжает тот, что справа, кивая головой в сторону двери. — Убирайся к чертовой матери!

Третий, которого я знаю, смотрит прямо на меня, облизывая свои тонкие потрескавшиеся губы.

— Когда мы учились в школе ты никогда ни хрена не говорила мне, но теперь я заставлю тебя выкрикивать мое имя.

Ужас протекает по моим венам, когда эта троица с гнилыми ухмылками на лицах приближается ко мне. И когда я вижу, как лайфер проходит мимо меня, оставляя расплачиваться за его драгоценные продукты, мои глаза начинает щипать от слез. Раздвижные стеклянные двери открываются, и моя единственная надежда в лице Уэса направляется к ним. Он останавливается в дверях и бросает на меня последний взгляд через плечо. Но выражение его лица вовсе не холодное или бесчувственное, как я ожидала. И это даже не раскаяние. Эмоции, которые я вижу, — очень резкие и прямолинейные. Его глаза превратились в две щелочки, и взгляд мечется на соседнюю полку и обратно. Как будто он отдает какую-то команду.

Или это предупреждение.

Я не успеваю понять, что это значит, как Уэс подносит два пальца ко рту и издает самый громкий свист, который я когда-либо слышала.

Собаки снаружи резко поднимают головы, и прежде чем деревенщины в красных банданах успевают обернуться, он хватает пакет чипсов с полки и разрывает эту чертову штуку. Соленые оранжевые треугольники дождем рассыпаются на троицу, в то время как стая голодных собак врывается в здание через открытые раздвижные двери. Мой мозг кричит мне бежать, но все, что я могу сделать, это стоять с открытым ртом и наблюдать, как собаки настигают моих обидчиков, рыча и скуля, кусая и царапая все, что им попадается на пути.

Пока я смотрю на происходящую передо мной сцену, чья-то рука хватает меня за запястье и вытаскивает на улицу. Я не смотрю на верзилу, лежащего на тротуаре, когда мы проходим мимо. Я не останавливаюсь, чтобы забрать его «Узи» или свой пузырек с таблетками — две вещи, за которые позже буду винить себя. И я даже не хромаю. Все, о чем я могу думать, когда мы с Уэсом бежим через парковку, — это как можно быстрее убраться из этой адской дыры.

Как только мы оказываемся за хлебным фургоном, Уэс сует мне в руки пакеты с продуктами, а сам вытаскивает свой пистолет.

— Ты в порядке? — спрашивает он, натягивая поверх рубашки коричневую кожаную кобуру.

— Да, — фыркаю я, натягивая ручки пакетов по локти, чтобы они не свалились во время езды.

— Хорошо. — Он надевает свой черный шлем.

Хорошо.

Мои щеки покалывает, когда я сажусь на байк позади него. Как только моя задница оказывается на сиденье, я сильнее прижимаюсь к спине Уэса, и мы выезжаем с парковки на шоссе. Позади нас раздаются выстрелы, но я больше не смотрю назад.

Но и вперед я не смотрю.

Когда ты в трех днях от апокалипсиса, впереди тебя тоже ничего не ждет.

Глава 3 Рэйн

Направо, налево, направо, направо, налево.

Мы едем обратно, пробираясь через обломки на шоссе, и я чувствую, как погружаюсь в транс. По мере того, как адреналин от нашего побега улетучивается, забирая с собой остатки гидрокодонного кайфа, мой разум начинает блуждать в опасных местах. Никакие воспоминания по-прежнему не приходят. Только ощущения. Плохие. И еще одна случайная нежелательная картинка. Я не знаю, из реальной она жизни или из ночных кошмаров.