Молчать нельзя - [4]
Печальная процессия прошла шагах в десяти от Казимира. Пение измученных мужчин и женщин сопровождал топот кованых сапог, который даже в лесу звучал угрожающе. Среди пленников были и седобородые старики и совсем юные девушки. Казимир понял, что это евреи. Ветхая одежонка, ноги в обмотках, скудные пожитки, завязанные в простыни. Шествие замыкали выбивавшиеся из сил мужчины, которые толкали большую тачку с лопатами и кирками. Всякий раз, как только колесо тачки наезжало на корень, они переставали петь и беспомощно смотрели друг на друга, не двигаясь с места. Но подлетали орущие немцы, и несчастные, стиснув зубы, продолжали путь.
Вот и поляна. Пение стало угасать. Оно замирало по мере того, как люди подходили и останавливались. Сначала замолкла половина колонны, потом две трети, а затем перестали петь и остальные, словно испугавшись своих слабых голосов, одиноко звучавших в тумане. Немцы окружили пленников плотным кольцом, хотя никто из них и не помышлял о бегстве. Они бессильно опустились на холодную землю и прижались друг к другу в надежде хоть немного согреться. В промозглом туманном воздухе недвижимые, безмолвные фигуры несчастных, измученных людей казались призрачными.
Передышка была недолгой. Немцы начали что-то кричать на своем лающем языке и поднимать сидящих ударами прикладов. Мужчин заставили сгружать инструмент, а женщин согнали вместе. Голоса немцев звучали зло и грубо.
Казимир, как и все поляки, немного понимал немецкий. Речь шла о рытье «противотанкового рва». Он никак не мог понять, для чего рыть противотанковый ров в глухом лесу. Но евреям это не показалось странным. Они разобрали лопаты и кирки и приступили к работе. Их согнутые спины выражали беспрекословное повиновение. Пение возобновилось. . Женщины подхватили мелодию, и в утренней тишине снова зазвучал печальный хор. Мужчины работали без передышки. Они не спешили, но и не замедляли темпа. Немцы стояли над ними и подгоняли работающих ударами прикладов. От этих ударов люди падали, тяжело поднимались и продолжали копать.
Сначала дело двигалось медленно. Промерзшую землю пришлось разбивать кирками, после чего работа пошла быстрее. Теперь Казимир уже не видел работающих, только мелькали лопаты да росла груда земли по краям рва: Мужские голоса звучали глухо, женские слышались отчетливее, но все перекрывала немецкая ругань.
Казимир продолжал смотреть. Он продрог до костей, но не обращал на холод внимания. Вспомнились рассказы о массовых убийствах. Глядя на летевшие из ямы комья земли, он отрицательно качал головой. Нет! Не может быть! Нельзя поверить… Разве пели бы тогда люди? Наверное, они и впрямь роют противотанковый ров для учебных занятий. Черт возьми! Прощай покой, если немцы вздумают проводить здесь свои учения. Он внимательно вглядывался в них. Они ругались, орали, переговаривались между собой и даже беззаботно смеялись. Нет, не могут люди с таким равнодушием готовиться к убийству других людей. Казимир старался убедить себя в том, что не станет очевидцем зверской расправы. Пусть война пройдет мимо, он убежал от нее не для того, чтобы она настигла его здесь.
Раздалась команда прекратить работу. Мужчины вылезли из рва. Ожидание чего-то ужасного охватило Казимира, сердце бешено заколотилось в груди, нечем стало дышать. Среди пленных воцарилась гнетущая тишина.
— Раздеваться! — крикнул один из немцев.
Пленные с недоумением смотрели друг на друга. Покорное смирение сменилось глубоким отчаянием, робким протестом, слабой надеждой на спасение, которого уже не было.
— Раздеваться, поганое отродье!
Удары прикладами, злобные пинки, тумаки направо и налево…
Мужчины и женщины стали снимать одежду. Стыда не было. Страх заставил забыть о нем. Обувь бросали в одну кучу, брюки — в другую, пальто — в третью. Все порознь…
Теперь на поляне стояли скелетоподобные мужчины, сморщенные старухи, трогательно-нежные девушки. В сером тумане вид их был странен и в то же время необыкновенно печален.
Сомнений больше не было. Ум еще протестовал, но глаза Казимира уже видели. Видели, несмотря на его желание ничего не видеть. Нужно уйти в лес, построить там избушку и браконьерствовать, забыв обо всем. Если же он станет свидетелем этого убийства, то никогда не сможет быть таким, как прежде.
Он закрыл глаза, но это не помогло. И с закрытыми глазами он видел несчастных раздетых людей, вызывающих сострадание, а в десяти шагах от рва — группу немцев с автоматами наготове. Чувства обострились до предела. Ему казалось, что он отчетливо различает эсэсовские эмблемы и надпись на пряжках: «Gott mit uns» — «С нами бог». Он слышал дыхание обреченных и чувствовал, как они дрожат от холода. Трудно поверить, что эти люди все еще в состоянии видеть, думать, слышать, испытывать страх. И вот сейчас их не будет…
— Нет! Только не это! — прошептал Казимир.
— Выходи! — крикнул офицер. — Двадцать штук!
Штук! Словно речь шла не о людях. Даже со скотом обращаются лучше. Животные не роют для себя могилу на скотобойне. Их не станут сбрасывать, как ненужный хлам, в яму.
— Господи! — шептал Казимир, обращаясь к богу. Глядя на кроны деревьев, окутанные легкой дымкой, он вспоминал слова из школьного урока: «Бог видит все» — и в надежде повторял: — Господи, не допусти этого!
В 1975 году советский народ, все миролюбивые люди отмечают тридцатилетие победы над гитлеровской Германией, над фашизмом. Основную тяжесть борьбы принял на себя советский народ. Миллионы человеческих жизней, огромный материальный ущерб – вот цена этой исторической победы.Люди не должны забывать, какая угроза нависла над миром в те тяжкие времена. Готовясь к осуществлению своих агрессивных планов, гитлеровцы заранее спланировали, разработали и привели в действие и в собственной стране, и на временно оккупированных ими территориях режим террора и устрашения, насилия и пыток, какие не были известны даже средневековой инквизиции; они создали индустрию человекоистребления и осуществили тактику «обезлюживания», покрыв захваченные ими территории сетью лагерей и тюрем.Освенцим и Майданек, Дахау и Бухенвальд, Треблинка и Саласпилс… Эти названия, как зловещее эхо, отзываются в памяти людей.В лагерях массового уничтожения истреблялись миллионы.
Новую книгу «Рига известная и неизвестная» я писал вместе с читателями – рижанами, москвичами, англичанами. Вера Войцеховская, живущая ныне в Англии, рассказала о своем прапрадедушке, крупном царском чиновнике Николае Качалове, благодаря которому Александр Второй выделил Риге миллионы на развитие порта, дочь священника Лариса Шенрок – о храме в Дзинтари, настоятелем которого был ее отец, а московский архитектор Марина подарила уникальные открытки, позволяющие по-новому увидеть известные здания.Узнаете вы о рано ушедшем архитекторе Тизенгаузене – построившем в Межапарке около 50 зданий, о том, чем был знаменит давным-давно Рижский зоосад, которому в 2012-м исполняется сто лет.Никогда прежде я не писал о немецкой оккупации.
В книге известного публициста и журналиста В. Чередниченко рассказывается о повседневной деятельности лидера Партии регионов Виктора Януковича, который прошел путь от председателя Донецкой облгосадминистрации до главы государства. Автор показывает, как Виктор Федорович вместе с соратниками решает вопросы, во многом определяющие развитие экономики страны, будущее ее граждан; освещает проблемы, которые обсуждаются во время встреч Президента Украины с лидерами ведущих стран мира – России, США, Германии, Китая.
На всех фотографиях он выглядит всегда одинаково: гладко причесанный, в пенсне, с небольшой щеткой усиков и застывшей в уголках тонких губ презрительной улыбкой – похожий скорее на школьного учителя, нежели на палача. На протяжении всей своей жизни он демонстрировал поразительную изворотливость и дипломатическое коварство, которые позволяли делать ему карьеру. Его возвышение в Третьем рейхе не было стечением случайных обстоятельств. Гиммлер осознанно стремился стать «великим инквизитором». В данной книге речь пойдет отнюдь не о том, какие преступления совершил Гиммлер.
В этой книге нет вымысла. Все в ней основано на подлинных фактах и событиях. Рассказывая о своей жизни и своем окружении, я, естественно, описывала все так, как оно мне запомнилось и запечатлелось в моем сознании, не стремясь рассказать обо всем – это было бы невозможно, да и ненужно. Что касается объективных условий существования, отразившихся в этой книге, то каждый читатель сможет, наверно, мысленно дополнить мое скупое повествование своим собственным жизненным опытом и знанием исторических фактов.Второе издание.
Очерк этот писался в 1970-е годы, когда было еще очень мало материалов о жизни и творчестве матери Марии. В моем распоряжении было два сборника ее стихов, подаренные мне А. В. Ведерниковым (Мать Мария. Стихотворения, поэмы, мистерии. Воспоминания об аресте и лагере в Равенсбрюк. – Париж, 1947; Мать Мария. Стихи. – Париж, 1949). Журналы «Путь» и «Новый град» доставал о. Александр Мень.Я старалась проследить путь м. Марии через ее стихи и статьи. Много цитировала, может быть, сверх меры, потому что хотела дать читателю услышать как можно более живой голос м.
«История» Г. А. Калиняка – настоящая энциклопедия жизни простого советского человека. Записки рабочего ленинградского завода «Электросила» охватывают почти все время существования СССР: от Гражданской войны до горбачевской перестройки.Судьба Георгия Александровича Калиняка сложилась очень непросто: с юности она бросала его из конца в конец взбаламученной революцией державы; он голодал, бродяжничал, работал на нэпмана, пока, наконец, не занял достойное место в рядах рабочего класса завода, которому оставался верен всю жизнь.В рядах сначала 3-й дивизии народного ополчения, а затем 63-й гвардейской стрелковой дивизии он прошел войну почти с самого первого и до последнего ее дня: пережил блокаду, сражался на Невском пятачке, был четырежды ранен.Мемуары Г.