Молчание золота - [34]

Он вогнал бы мне свои когти (или что там?) прямо в горло. Лишь в последний момент я успел перехватить его запястье и остановить у самой своей шеи. До меня донесся короткий звериный рык, и в то же мгновение я рванулся, попытавшись отпрянуть, отдалиться от этой твари на максимально возможное расстояние!..

Но он был не один. Из тутовой рощи, раздвигая темные ветви, молча выходили еще и еще. У меня могло двоиться или четвериться в глазах: мне показалось, что их уже не меньше двух десятков.

И все они смотрели точно на меня. Дэвы. Вспомнил, как называл это Тахир-ака. Надо признаться, память очень своевременно вернула мне столь успокоительное сведение об этих существах: их название. Ха-ха. Я хотел засмеяться, но только короткий каркающий звук вылетел из горла. Они замедлились, словно размышляя, что со мной делать, а потом от их толпы отделились двое (еще двое, кроме уже описанного, того, что чуть не убил меня!) и направились ко мне. Боже, боже мой, как молниеносно они двигались! Я выхватил нож, отобранный у того бродяги на склоне — единственное мое оружие — и отступил к стволу старого тутовника, готовясь отстаивать свою жизнь до последнего.

Первый бросился на меня, сразу заслонив своей тенью все сущее. Он показался мне огромным, раза в два больше меня. От него остро, едко пахло какой-то гадостью, Эта особь располагала уже двумя глазами, и не красного, а желтого цвета. Я ударил его ножом — ножик показался мне жалкой зубочисткой по сравнению с этой громадной тушей. Впрочем, практически беспрепятственно я вогнал ему нож под ребра, или что там у него?.. Но, казалось, мерзкая тварь и не почувствовала ничего. Его пятерня сомкнулась на моем предплечье так, что у меня затрещали кости. Мне удалось извернуться и пнуть его по ноге, в одну из самых болезненных точек, под коленной чашечкой. И подействовало!.. Нога подломилась, и загадочное создание рухнуло на одно колено, испуская глухой рев. Я выдернул у него свою руку и хотел уже было бежать, спасаться отнюдь не позорным бегством… но тут подоспел второй!

Яростный блеск его глаз в буквальном смысле ослепил меня. Я машинально заслонился ладонью, и только благодаря этому чисто рефлекторно мне удалось отразить страшный удар, направленный мне в голову. Отразить частично: не попав прямо в голову, ручища этой твари скользнула по моему плечу, в клочья разрывая крутку, рубашку и тело под ней. Боли я не почувствовал.

Так всегда в бою. Будет время — почувствую позже, если СМОГУ.

Я крутнулся на месте, уходя от его жутких объятий, и достал его левым боковым в челюсть. Интересно, есть у него челюсть?.. Оказалось, есть. Башка дэва мотнулась в сторону, разбрызгивая слюну, но сам он не сдвинулся с места ни на сантиметр. Я ударил его ножом в лицо. Вот тут урода проняло. Махина заревела, поднося к морде громадные ручищи, и начала заваливаться назад… В глаз я ему попал или еще в какое роковое место, я увидеть не успел. Может, не успел в том числе и потому, что тут меня настиг ТРЕТИЙ.

От его удара я отлетел к самому стволу тутового дерева и неловко ударился головой. В другом случае я успел бы скоординироваться и ни в коем случае не позволил бы себе такого дилетантства: удариться головой!.. А тут…

Какая-то возмутительная, равнодушная слабость вдруг разлилась по телу Проще говоря, мне, Сергею Пастухову, РАСХОТЕЛОСЬ СОПРОТИВЛЯТЬСЯ. А это означало — расхотелось жить. Пред глазами поползли бледно-зеленые, тускло переливающиеся полосы. Отчаянно кружилась голова. Сжимаясь гибельной удавкой, пульсировало вокруг меня черное пространство ночи. Не хочу сопротивляться, жить… Как же так?.. Нужно драться, пытаться что-то противопоставить этим мерзким тварям, над самим существованием которых я только сегодня скептически подсмеивался. Нельзя так, нельзя, солдат! Ты должен драться до последней капли… до последней… и…

Оля. Настена. Наверно, они уже ужинают. Тепло ли в Ташкенте? Тепло. А как же, разве бывает иначе. Конечно, тепло. Впрочем, какая теперь разница?.. Настена. Оля.

За время этой парализовавшей меня слабости подступившие ко мне твари десять раз успели бы меня убить. Но они почему-то не спешили. Медлили, словно кого-то ожидали. И вдруг в сплошном черном заслоне их огромных туш образовалась брешь, и следом я увидел в нескольких шагах от себя… человека. Человека!.. На нем был расписной златотканый халат, он шел медленно, очень медленно. Особенно в сравнении с молниеносностью его подручных. Да, подручных. Именно. Мне как-то сразу вступило в голову осознание того, что вот он — главный.

И главный миг из тех последних мигов моей жизни, что у меня остались.

Походка человека в халате вдруг заставила меня прийти в себя совершенно. Расслабленности моей как не бывало. До этого, может быть, меня и посещало запредельное ощущение того, что вое это не на самом деле, что я крепко сплю, усыпленный питательными яствами Тахира-ака. Сейчас это ощущение нездешности ушло. Мне стало холодно, остро режущая ясность вошла в глаза.

Человек ХРОМАЛ.

Я мотнул головой и, испустив короткий задушенный вопль, раавернулся к ним спиной и ринулся мимо ствола тутовника, о который я так неловко приложился головой. Наверно, они этого не ожидали. Просто не ожидали. Однако и в последний момент когтистая лапа все же достигла меня. Звонкая боль распахала спину, и ее я почувствовал сразу, и был благодарен этой боли, потому что она принесла с собой еще больше ясности. Теплые струйки согрели спину. Я скатился с крутого склона и, по звериному наитию найдя тропу, которой я сюда поднялся, кинулся прочь.