Молчание Апостола - [102]

– Иначе говоря, наш профессор выводит меня из опасной зоны, делает бесполезными любые попытки «черных»…

– Или… впрочем, скорее «и», чем «или», – и попытки Отто Рашера – устранить тебя или устроить допрос с пристрастием. Кстати, из опасной зоны выводится и третье лицо, как ты понимаешь.

– Значит, светлой памяти профессор Коэн перед лицом грозящей ему гибели озаботился тем, чтобы обеспечить нам с тобой безопасное существование. Да он был настоящим воином, этот коротышка!

– Странно, что ты этого не увидел во время нашего визита к нему.

– Моя вина и беда. Настоящие воины – вымирающий вид двуногих. Мне следовало бы заказать заупокойную мессу, реквием по Арону Коэну. Наверное, я так и сделаю.

– И где же ты предполагаешь ее заказывать? В синагоге?

– А почему бы и не в соборе Святого Петра?

Эли не без удивления смотрела на МакГрегора. Ей показалось, что он вовсе не шутит.

– Но, кстати, о синагоге, – продолжал Артур. – Реквием или нет, однако поминальную молитву – кадиш – заказать необходимо. Знаю-знаю, – добавил он, заметив грустную и одновременно скептичную улыбку Эли. – Заказать кадиш может только иудей. Что ж, таких знакомых у меня в Лондоне предостаточно.

– Но мы еще не в Лондоне, дорогой, – возразила его спутница. – А теперь, может быть, ты передашь мне переписку двух Флавиев?[35]

– Попробую разобраться сам. Я не воспринимаю латынь на слух и тем более не могу говорить на этом языке, но читаю и перевожу вполне сносно. – Артур положил страницы на колени и начал: – «Восемьсот двадцать третий год от основания города, за три дня до сентябрьских ид…» Это будет… – МакГрегор на секунду задумался. – Это будет одиннадцатое сентября семидесятого года от Рождества Христова. «Командующий римскими легионами в Иудее Тит Флавий Веспасиан – владыке города и мира, императору Титу Флавию Веспасиану…»

– Погоди, дорогой, – перебила его Эли. – Кто и кому пишет? Он что, адресует письмо сам себе?

– Они с отцом были полными тезками. Просто в историю вошли под сокращенными именами. Отец – как Веспасиан, а сын – как Тит. Но ты хочешь узнать, что было в письме?

– Все, я умолкаю.

– «Дорогой отец, я получил твое послание, в котором ты настаиваешь на необходимости триумфа, и отвечаю на него незамедлительно».

Глава 32

19 июля 70 г. от Р. Х.

Конь, на котором сидел Тит, был шестым за сегодняшний день. Он вдруг жалобно заржал и начал валиться на бок. Тит успел соскочить с него и тут же сделал прыжок в сторону, чтобы не быть раздавленным. Бедное животное рухнуло и придавило зилота, который до того умудрился нырнуть под брюхо коня и вонзить свое коротенькое копье прямо ему в живот.

Тит помотал головой. Они настоящие безумцы! Эти евреи не имели ни малейшего понятия об искусстве войны, что с лихвой компенсировали абсолютным бесстрашием.

Размышлял он, однако, недолго. К нему с копьями наперевес уже неслись пять или шесть фанатиков. Тит держал в каждой руке по мечу – короткий в левой, и длинный тяжелый – в правой.

Он уже готовился встретить их и угостить по-римски, когда услышал короткое и резкое:

– Садись!..

Обернувшись на голос, он увидел, как центурион спрыгнул со своего жеребца и подвел его к командующему. Несколько легионеров из той же центурии выстроились полукругом, давая возможность Титу уже в седьмой раз сесть на нового скакуна.

Он одним прыжком оказался на спине жеребца и обвел взглядом поле битвы. Впрочем, какой там битвы!.. Это была просто бойня. Зилоты с красными от ярости глазами налетали на римлян и тут же, как саранча, раздавленная башмаком, погибали под безжалостными ударами мечей. Доставалось и его легионерам, но им было не впервой рубиться с дикарями.

Совсем плохо было то, что он не успел остановить солдата, метнувшего пылающий факел во двор огромного храма, где тотчас же занялась солома, предназначенная для жертвенных животных. Ими – от голубей до козлов и быков – был полон храмовый двор. Сейчас они жалобно мычали, ревели и блеяли, лишенные возможности спрятаться от пламени хоть где-нибудь. Теперь величественное здание целиком было охвачено огнем.

Сын императора выругался. Береника ему не простит. Ведь он клялся ей любой ценой спасти храм от разрушения и грабежа.

– Тит! – окликнул его центурион. – Что это?!

Командующий обратил взгляд в ту сторону, куда указывал центурион. По камням Иерусалима текла темно-серая река, в которую вливались новые и новые ручейки. Они появлялись в дверях домов, в узких промежутках между ними, возникали словно из-под земли и присоединялись к главному потоку, который несся в сторону разрушенных римлянами северных ворот Иерусалима. Крысы бежали из города.

Увидели это и ослепленные жаждой крови и мести еврейские мятежники. Многие, опустив оружие, мрачно смотрели на эту тревожную и одновременно отвратительную картину. Они явно гадали, что может означать сие знамение, ниспосланное с небес.

«У них что ни чих, то знамение, – одернул себя Тит. – Дикари, немыслимо суеверный народ».

Все так, но и ему самому стало не по себе. Тем более что сейчас, в эту минуту странного затишья, когда и римляне, и евреи смотрели на крысиный поток, пытаясь понять, что же все-таки происходит, Тит внезапно услышал гул. Он был уверен в том, что тот звучал и прежде. Но на куда более низкой ноте, недоступной человеческому слуху. Уже с полчаса этот жуткий голос летел из недр подземного царства, из владений страшного бога Плутона. Сейчас этот мощный гул становился слышимым.