Молчаливый полет - [59]

Шрифт
Интервал

За цурэс наши, за мои грызни.
9. Кто продает последнее? — босяк.
Работай и накушайся с курями».
— «Спорь, мама, с “Дюком” — он ещё упрямей,
К тому же спорить может натощак».
10. О вещи, вещи, зёрна войн и ссор!
Кто не подвластен вечному их игу? —
И на раскрытую чужую книгу
Он плотоядный устремляет взор…
11. …Акациям хотелось бы дождя.
Поджарых псов жара одолевала.
Плечом вперёд (другое отставало),
Он шёл вприпляску, руку отводя.
12. Эскадрой парусников и байдар,
Готовящихся к абордажной схватке,
Шли рундуки, навесы и палатки,
Столпотворительный шумел базар.
13. Горело солнце в стеклышках монист.
Он даже не подмигивал дивчатам,
Спеша туда, где в домике дощатом
Сидел нахохлившийся букинист.
14. Шарманка ныла, мукали волы.
«Привет вам, уважаемый папаша!»
Он, козырнув, как пыж из патронташа,
Печатный клад извлёк из-под полы.
15. «Вы это продаете?» — «Продаю».
— «А я не покупаю». — «Доннер веттер!
Опомнитесь, папаша! вы, как сеттер,
Залётному грозите журбаю.
16. Ведь это же Новалис, не в укор
Будь сказано покойнику, романтик!
На переплёте — золочёный кантик,
Под крокодила сделан коленкор!».
17. «Вы скудова свалились? — из Бендер,
Чи из-за Врангельского Перекопа?
— Романтиками только недотёпа
Интереснётся в РСФСР.
18. Но я куплю — скажите только мне,
Что автор ваш знакомит мир с секретом,
Как жить разутым и необогретым
На полувыпеченном ячмене.
19. Я бы валютных надавал вам лепт,
Скажите только, на какой странице
Против погромов, против реквизиций
Романтик ваш предложит мне рецепт?»
20. «Кхэ, кхэ, папаша, правда, напрямик
Здесь нет об этом… впрочем, без ломаний:
Достоин он того, чтобы в кармане
У вас источник денежный возник.
21. Позвольте вам прочесть лишь десять строк
Из “Гимна ночи”»… Ну и перемена!
Как соблазнительнейшая сирена,
Он старика в пучину уволок.
22. Пускай на нём рогожные штаны,
В счёт гонорара выданные «Ростой»,
Но он потомок девы рыбохвостой,
Дитя понтийской вкрадчивой волны…
23. Новалис продан. Хватит на обед.
Вперёд, к рядам, манящим чадом пряным!
Спеши к их жареным левиафанам,
Беги, голодный русский кифаред!
24. И он бежит сквозь строй военных баб,
Где каждый вертел поднят, как шпицрутен;
Он дымом экзекуции окутан,
Исхлёстан солнцем, от соблазнов слаб.
25. Отплясывают запахи в ноздрях,
Тиранствует летучее добро в них,
И, фыркая, бормочет на жаровнях
26. Народ бедует, по густым рядам
Шныряет, одичалый с голодухи.
На лицах у стряпух, что скифски-глухи,
Написано: «Не дам! не дам! не дам!..».
27. Над сковородками же — переплёт,
Чтоб воры рук туда не запустили,
И проволока рыночных бастилий
Затворников румяных стережёт.
28. Тут мы встречаемся. Блажен, кто сыт.
Он сообщает, взяв меня за локоть,
Что рыбам срок икринки обмолокать,
Что не грешно взглянуть на птичий сбыт.
29. Ковчежная манит нас толчея,
Которая писклива и брызгуча,
Где мокнут квакши, окуляры пуча,
Где сбиты мех, и пух, и чешуя…
30. Далёк наш путь с базара на толчок.
На улицах вольготно грязным детям.
Трамвайного вагона мы не встретим,
Автомобильный не ревнёт рожок.
31. Всё, с чем возможна тяга и езда,
Ушло на фронт, где гибель и защита,
И демон тока выключен из быта
И можно смело трогать провода.
32. Портовый двор, где в ведра брызжет кран,
Невольно служит как бы общим клубом,
И крысы по водопроводным трубам
Гуляют, презирая горожан.
33. Безводен путь наш. Воздух разогрет.
Сопит мой спутник, астмой грудь колыша.
На тумбе, где болтается афиша,
Расклеивают ленинский декрет.
34. О инкунабулы большевиков
На бандеролях спичечных акцизов!
На немногоречивый этот вызов
Откликнуться всегда он был готов.
35. Он по пути рассказывает мне,
Воспоминаниями увлечённый,
Как партизанские прошли колонны
По отвоевываемой стране.
36. Он «счастьем не насытился вполне»,
Зато винтовкой помахал как будто,
И про теплушки с литерами «брутто»
Он по пути рассказывает мне. —
37. Ему знаком
теплушечный уклад
С гнилым пайком
и тряской невпопад.
38. Лупили вшей,
почёсывали бок,
Но стал свежей
дорожный ветерок,
39. И виден стал
невиданный Кавказ,
И ропот шпал
уже смолкал не раз.
40. И горизонт
ему открыл вдали
Каспийский фронт
и вражьи корабли.
41. Весь, как скрижаль,
пред ним лежал Иран,
Тянуло в даль,
тянуло в Тегеран,
42. Туда, где стык
языческих культур,
Где львиный рык
слыхал не раз гяур.
43. Кто не слыхал
про «Горе от ума»?
Скули, шакал,
наваливайся, тьма.
44. Велик Аллах,
пророк — надёжный щит,
Гяур в очках
растерзанный лежит…
45. Большевиков
страна зовёт назад,
Приказ таков,
и он приказу рад.
46. Ах, он вкусил
по родине тоски,
Ах, мало сил,
верблюжские полки!
47. Из-под копыт
земля летит назад,
Но путь закрыт
на Елисаветград.
48. Расшатан мост,
но в тошный плен попасть,
Как в клетку клест, —
сомнительная сласть.
49. И он в рябой,
в облезлый поезд сел
И над рекой,
шатаясь, пролетел.
50. Под ним настил
шатался и плясал,
Ах, рачий ил —
сомнительный вокзал.
51. Нет, сыч Махно,
нам было б не с руки
Прибыть на дно
разлившейся реки,
52. Где влепит штраф
нам щука-билетёр,
Чей глаз — пиф-паф! —
по-снайперски остёр.
53. Проезжий скуп, —
адью, носильщик-рак!
Ещё мой труп
в придоньи не набряк.
54. Река, теки, —
мне лучше наутёк,
Сжав желваки
под щёткой впалых щёк.
55. У нас — рубцы на коже бледных щёк,
И мы друзей рассказами морочим,
— Хрипит он нежно, — впрочем, между прочим,

Еще от автора Марк Ариевич Тарловский
Стихотворения

Из "Собрания стихов. 1921-1951" Предисловие и публикация Вадима Перельмутера Оригинал здесь - http://www.utoronto.ca/tsq/02/tarlovskij.shtmlи здесь - http://az.lib.ru/t/tarlowskij_m_a/.


Огонь

Марк Тарловский Из сборника " Иронический сад".


Рекомендуем почитать
Преданный дар

Случайная фраза, сказанная Мариной Цветаевой на допросе во французской полиции в 1937 г., навела исследователей на имя Николая Познякова - поэта, учившегося в московской Поливановской гимназии не только с Сергеем Эфроном, но и с В.Шершеневчем и С.Шервинским. Позняков - участник альманаха "Круговая чаша" (1913); во время войны работал в Красном Кресте; позже попал в эмиграцию, где издал поэтический сборник, а еще... стал советским агентом, фотографом, "парижской явкой". Как Цветаева и Эфрон, в конце 1930-х гг.


Зазвездный зов

Творчество Григория Яковлевича Ширмана (1898–1956), очень ярко заявившего о себе в середине 1920-х гг., осталось не понято и не принято современниками. Талантливый поэт, мастер сонета, Ширман уже в конце 1920-х выпал из литературы почти на 60 лет. В настоящем издании полностью переиздаются поэтические сборники Ширмана, впервые публикуется анонсировавшийся, но так и не вышедший при жизни автора сборник «Апокрифы», а также избранные стихотворения 1940–1950-х гг.


Рыцарь духа, или Парадокс эпигона

В настоящее издание вошли все стихотворения Сигизмунда Доминиковича Кржижановского (1886–1950), хранящиеся в РГАЛИ. Несмотря на несовершенство некоторых произведений, они представляют самостоятельный интерес для читателя. Почти каждое содержит темы и образы, позже развернувшиеся в зрелых прозаических произведениях. К тому же на материале поэзии Кржижановского виден и его основной приём совмещения разнообразных, порой далековатых смыслов культуры. Перед нами не только первые попытки движения в литературе, но и свидетельства серьёзного духовного пути, пройденного автором в начальный, киевский период творчества.


Лебединая песня

Русский американский поэт первой волны эмиграции Георгий Голохвастов - автор многочисленных стихотворений (прежде всего - в жанре полусонета) и грандиозной поэмы "Гибель Атлантиды" (1938), изданной в России в 2008 г. В книгу вошли не изданные при жизни автора произведения из его фонда, хранящегося в отделе редких книг и рукописей Библиотеки Колумбийского университета, а также перевод "Слова о полку Игореве" и поэмы Эдны Сент-Винсент Миллей "Возрождение".