Мокрая вода - [7]

Шрифт
Интервал

И столько в этом взгляде! И Бог и чёрт, и мольба о помощи, и просьба пощадить. Ну да – за столько лет ожидания жизненный уклад уже выработался, как расписание в интернате, а я в него вторгаюсь. Кто такой, по какому праву? Не дай бог разрушу! Но и хочется ей, с другой стороны, чтобы пришёл мужик, разобрал бы этот серый забор, кособокий от времени, спалил его в костре. Чтобы на золе той седой, как на удобрении, выросло новое, крепкое, – надолго, основательно. Прижал бы к себе, обнял, чтобы поняла – можно на него опереться. И едва уловимый мужской запах после работы. Семья, одним словом. И всё это – в доли секунды, на уровне подкорки, интуитивно, то, что с генами передаётся веками от женщины к женщине и так отшлифовалось, что и одного беглого полувзгляда достаточно.

«Баба – она щипком жива»!

Вроде бы – чуть-чуть надо, но в чём сложность тогда? В том, чтобы это «чуть-чуть» было каждый день! Нужна любовь, а её – нет. Где ты, – суженый, ряженый, для кого я родилась, росла, хорошела и расцветала, берегла себя и мечтала? Что во мне не так, где глаза ваши, мужчины? Не цените! Почему? Неуверенность зарождается, крепнет.

И вместо любви появляется ненависть, – столько усилий, а всё – впустую!

Ребёнок мог бы спасти, но нет его. И вот нерастраченная нежность дарится кошкам, собакам, а в ней самой разрастается – крайний эгоизм, на грани помешательства. И, если, вдруг, после долгого ожидания приходит любовь, то это сначала кажется женщине покушением на её привычный эгоизм: сразу – в штыки! Просто так не сунешься. Вон как ощетинилась ёжиком! Только что не фыркает от возмущения, защищаясь!

– Охмурила злая принцесса Финиста, чарами, увела чужого, женила на себе, а девица раз за разом пёрышко отсылает – вдруг суженый, сыщется, одумается, вновь своим обернётся. Простое с виду, без затей, а на самом-то деле – далеко не всё так просто!

Доля её скрывается на том пере неказистом, а что есть важнее?

Нет сильнее жажды, чем любимого сыскать, и тут никакие железные каблуки, трижды стёсанные, железные посохи, троекратно изломанные, – всё не впрок! Всё страшнее дальше-то! Леса дремучей – застят дорогу мраком, ёлки гуще – цепляют одёжку ветвями, раздевают, высокие – неба не видать. И волк уж из сил выбивается, сердобольный, помочь пытается – серый зверюга. Погибель на каждом шагу. Пок-а-а-то – оно, счастье, сложится! И неведомо – сложится ли? И как верить надо, чтобы перебороть, преодолеть, заполучить заветное. Поди – помотайся по свету: – само не свалится к ножкам, как пальчики не складывай, да не заглядывай в глубины зеркала на святки!

Попотей, заработай, заслужи! Не унывай, слёзки собери в горсточку, закопай под кустом и – без устали начинай, сызнова!

Вышли – вместе на «Театральной». Ничего не вижу, двигаюсь как на автомате. Она идёт медленно, я поотстал немного. Загадал желание: повернёт на «Охотный ряд», – подойду, телефончик-номерочек попрошу, ну, а там – ля-ля-тополя!

Хотя и не люблю такие «заходы на пробеге». Бывало в жизни, конечно, но неохота повторять эту клоунаду.

Она тем временем на переход к «Площади Революции» пошла, – на Арбатско-Покровскую линию. Даже сзади видно – потерянная она, какая-то, двигается чуть заторможено. Или мне хочется, чтоб она не спешила?

Гипнотизирую со спины – оглянись, сразу кинусь к тебе.

Соколом по ступенькам взлечу, одним прыжком догоню! Не оглядывается, но идёт медленно-медленно, словно ждёт и манит – подойди же, спроси, сотвори глупость во благо! По лестнице поднимается грациозно. Влево-вправо, влево-вправо. Да. А у меня – ступор.


Толкают меня со всех сторон, шипят, а я и не чувствую, стою – улыбаюсь. Люди смотрят странно. Потом глаза опускают, словно догадываются, что я «не в себе». И стыдятся, что узнали, и стесняются этого открытия, и дальше – бегом! Мало ли в метро двинутых и блаженных – нарвёшься ненароком, потом не расхлебать!

* * *

Сколько стоял? Наверное, долго! Пришёл в себя.

Иду по переходу от «Театральной». Длинный подъём, как шершавая, потрескавшаяся спина бегемота, карабкаешься на неё. Два тоннеля впереди – влево и вправо, словно мощный затылок и скруглённые уши.

Вот и перрон – «Охотный ряд». Уф-ф-ф! Триста сорок шесть шагов насчитал с эскалатором. Зачем считал?

Надо вернуться. Ещё не поздно! Догнать, спросить, разузнать всё – где живёт, кем работает, что вечером делает. Может, на чашку кофе пригласить? Куда? К ней напроситься? Поезда только – у-у-у-ух – в разные стороны. Тугодум ты, Боба, говорю себе, главный тормоз на весь московский метрополитен!

В вагоне присел.

И тут щёлк – рифма:

Эскалатор ползёт,
Нас с тобою везёт.
Лишь за поручень крепче держись.
Только вот ведь беда:
Уезжаю я вниз,
В подземельную жизнь,
А ты – вверх от меня!
Навсегда?!

Даже в школе не было опытов! Тискались, чмокались, встречались, но вот стихов – не было! Одноклассник – Дима, задавали ему по строчке, он записывал, потом складно так рифмовал. Я его дразнил – «акын московский». Девчонки повизгивали от восторга, за ним табунком ходили, в рот заглядывали. Он-то это всё демонстрировал для Нельки Проценко. Мне это не очень нравилось, я тогда боксом и лёгкой атлетикой увлекался.


Еще от автора Валерий Петков
Бегал заяц по болоту…

Небольшую фирму в Москве преследуют неудачи, долги, неприятности в быту и на работе растут, как снежный ком. Впереди – банкротство. Два гастарбайтера из Риги предпринимают героические усилия, чтобы с честью выйти из непростой ситуации. Но не всё так плохо: «Думайте позитивно»…Замечательный образец почти забытого сегодня жанра «производственного романа».


Хибакуша

Валерий Петков с мая по июль 1986 года, в качестве заместителя командира роты радиационно-химической разведки работал в Чёрной зоне ЧАЭС.Редкое сочетание достоверности и художественности одновременно можно считать большой удачей автора.Эта книга о первых, самых трагических днях и неделях после катастрофы на Чернобыльской АЭС.О подвиге и предательстве, преступной халатности и благородном самопожертвовании, о верности и вероломстве, о любви и Боге.


Оккупанты

Их имена и фамилии переведены с кириллицы на латиницу по правилам транскрипции этой страны. Но уже нет отчества, хотя Отечество, которое рядом, греет душу воспоминаниями и навевает грусть нереальностью возвращения. И когда приходят они к чиновникам, первое, что у них спрашивают, персональный код.Цифры с датой рождения, номером в реестре с ними навсегда, незримой татуировкой на левом запястье.Таковы правила страны, в которой оказались они по разным причинам. Их много, стариков.Дети разъехались в благополучные страны и уже вряд ли вернутся, потому что там родились внуки этих стариков.


Старая ветошь

Роман «Старая ветошь» и повесть «Веничек» объединены общей темой: серая, невзрачная жизнь, череда неприметных дней и заботы о хлебе насущном, однажды прерываются светлым поступком, и тогда человек возвышается над суетой открывается с неожиданной стороны, проявляет лучшие качества.И ещё: если всерьёз думать о любви, обязательно придёшь к Богу.Пожалуй, на сегодня это самая грустная книга Валерий Петкова.


Скользкая рыба детства

Однажды приходим в этот мир. На всю жизнь нам завязывают пуповину и помогают войти в новое измерение. И мы не вольны в самом этом факте, выборе родителей, времени, места, страны своего рождения.Мы такие все разные. У каждого своя дорога, но нас объединяет одно важное обстоятельство – все мы родом из детства. И, жизнь такая короткая, что детство не успевает по-настоящему закончиться. И да пребудет подольше нас – детство, удивительная пора душевной чистоты и радостного любопытства, пока мы есть на этой Планете.


Камертон (сборник)

Мы накапливаем жизненный опыт, и – однажды, с удивлением задаём себе многочисленные вопросы: почему случилось именно так, а не иначе? Как получилось, что не успели расспросить самых близких людей о событиях, сформировавших нас, повлиявших на всю дальнейшую жизнь – пока они были рядом и ушли в мир иной? И вместе с утратой, этих людей, какие-то ячейки памяти оказались стёртыми, а какие-то утеряны, невосполнимо и уже ничего с этим не поделать.Горькое разочарование.Не вернуть вспять реку Времени.Может быть, есть некий – «Код возврата» и можно его найти?


Рекомендуем почитать
Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.


Упадальщики. Отторжение

Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.