Мои воспоминания - [69]

Однако мы ушли в сторону от Скиапарелли, о котором следовало бы сказать, что он первым разглядел «каналы» на Марсе. Кто бы посмел с этим спорить?

Вольного члена, утраченного Академией наук, звали Эжен Руше. Пусть будущие поколения школьников выразят ему признательность за познание красот квадрата гипотенузы! И в конце концов, он нашел новые закономерности в линейной алгебре, что стали уже общими местами в ее преподавании.

Французская академия понесла три тяжкие утраты, потеряв Эжена-Мельхиора де Вогюэ, Анри Барбу и Альбера Вандаля.

В судьбе Эжена-Мельхиора де Вогюэ можно найти параллели с Шатобрианом.

Если Шатобриан провел юность в замке Комбург, то для Вогюэ она прошла в замке Гурдан, колыбели славного рода де Вогюэ. Меланхолию и задумчивость навевала на него старая библиотека, где он любил, по его собственному выражению, «читать дорогих сердцу поэтов, размышляя об историях и путешествиях, предаваясь надеждам и строя планы».

Шатобриан не был равнодушен к политике, и Эжен-Мельхиор де Вогюэ тоже позволил ей завладеть его мыслями.

И вот начинается писательская карьера. Если автобиографией Шатобриана стал «Рене», ту же роль для де Вогюэ сыграл Жак Андарран, центральный персонаж романа «Мертвые рассказывают». В связи с этим следует упомянуть также «Жана д’Агрева» и «Хозяина моря», которыми отмечены другие этапы интеллектуальной и нравственной жизни писателя.

Четвертый роман «Клер» Эжену-Мельхиору де Вогюэ не удалось завершить, как он надеялся.

Он умер в полном сознании, безропотно, указав в завещании, что не желает в качестве погребальных речей ничего, кроме молитв католических священников. Он был таким же добрым христианином, как и автор «Гения христианства».

А через месяц, почти день в день, на Французскую академию обрушился новый удар. Анри Барбу, одного из самых блестящих адвокатов, в один миг унесла болезнь, которой не смогла преодолеть его бодрая старость. Речи председателя коллегии адвокатов Барбу еще звучат в наших ушах, воспользуемся этим, чтобы вспомнить, какой горячий отклик вызывали они в зале суда, и сколь достойными были поводы для их произнесения.

Легкому, обаятельному Альберу Вандалю не пришлось долго ждать дня, когда он присоединился к мощному и яркому Эжену-Мельхиору де Вогюэ. Дуб и розовый куст скосило одним серпом.

«История утрачивает цель, если не опирается на мнения и уроки прошлого», — говорил Альбер Вандаль. Единая мысль пронизывает его первые сочинения, многократно усиливая их воздействие.

Однако произведением, что сохранит его имя от забвения, стало, несомненно, «Возвышение Бонапарта», где он озарил светом истины множество темных мест, исправил давно укоренившиеся ошибки, очистил своего героя от запятнавшей его грязи. Не стоит забывать, что Вандаль принадлежал к семье убежденных и последовательных сторонников Наполеона, и отец его занимал видное положение в эпоху Второй империи. И сам оставался верен этим воспоминаниям, и мы можем только воздать ему почести за то, что он был столь тверд и последователен во всех дипломатических и прочих делах, которым посвятил себя, где проявил в полной мере тонкий, обширный и плодовитый ум и блистательно послужил Франции. И ему ничего не осталось более, как найти себе пристанище в истории, которая не имеет оснований на него пожаловаться.

Великого деятеля во благо людей потеряла Академия моральных и политических наук в лице Эмиля Шессона. Без него мы неизбежно умерли бы с голоду во время осады Парижа. Его гигантские, гениально спроектированные мельницы помогли создать в нашем городе целый мукомольный комбинат, гораздо более полезный для наших изголодавшихся желудков, чем фабрика сомнительной пропаганды. Его ум, покоренный теориями прославленного экономиста Ле Пле, породил великолепно точную мысль о необходимости обратиться к социальному. И все дальнейшие его работы преследовали эту цель: «Война с трущобами», «О взаимопомощи», «Защита детей». Смерть застигла его в разгар этой непрекращающейся борьбы с бедностью и несчастьями. Поклонимся низко его памяти!

Господин Эвелен был доктором философии и преподавал ее во многих лицеях. Его докторскую диссертацию невозможно забыть. Она была посвящена критике теории натуральной философии Бошковича, особенно концепции бесконечности (Quid de rebus corporeis vel incorporeis senserit Boscovich — «О делимом и неделимом у Бошковича»). И я счастлив, господа, что обстоятельства позволили мне немного процитировать по-латыни, однако не стану этим злоупотреблять.

Два главных труда Эвелена — «Бесконечность и количество» и «Антиномии» — решительно обеспечили ему достойное место в будущем рядом с Декартом и Кантом.

Сюда следует добавить еще славное имя Густава Муанье, родившегося в 1826 году в Женеве, ассоциированного иностранного члена Академии моральных наук с 1902 года. Он неизменно оказывал бесценную помощь там, где его широкий ум требовался для защиты милосердия, порядка, закона.

Я перехожу к моей дорогой Академии изящных искусств, жестоко потрясенной двумя недавними смертями, на которых я не могу теперь остановиться так подробно, как следовало бы, так что припомню все значительные детали, выразив при этом глубочайшую нежность, лишь на предстоящем годовом заседании нашей Академии.