Мои воспоминания - [65]

Говорившие до меня уже описали, и гораздо красочнее, чем мог бы я, блестящий путь мастера, коего мы оплакиваем. Они поведали о благородстве его души, о достоинствах его характера. Если он и получил все возможные почести, то ни об одной из них не просил. Как Фортуна в басне, они пришли к нему сами, когда он вовсе об этом не думал, ибо он был достойнейшим.

Так что сегодня от нас ушел не только великий композитор, но и лучший пример для нас.

К столетию Гектора Берлиоза

Речь Массне, члена Французского института, на открытии памятника в Монте-Карло.

7 марта 1903 года.

Господа!

Свойство истинного гения — быть своим везде.

В согласии с этим девизом, Берлиоз везде был как дома, он принадлежит всему человечеству.

Жизнь его, однако, была безрадостной, лишенной удовольствий. Можно сказать, что его нынешняя слава зиждется на былых его несчастьях. Пребывая в безвестности, он не испытывал ничего, кроме горечи. И мы не можем представить себе пламя, которым горела эта артистическая натура, там, вдали, не виден ореол, каким он окружен сейчас.

И не счастливый ли случай дает нам теперь возможность видеть этого человека, выглядевшего при жизни поверженным, замученным и несчастным, искателя вечно ускользавшего от него идеала, первопроходца нового искусства, нищего музыканта, которого всегда побивали камнями, восставшим после смерти на пьедестале, собранном из брошенных в него камней, и возвышающимся ныне над всем миром.

Он был из тех яростных бойцов, что сжигают собственную пылкую душу, которая падает под ударами, но озаряет все вокруг себя, из тех, кто несет каждому частичку своего света, высокого своего вдохновения, из тех возвышенных душ, что сами не могут подняться, но поднимают над собой других. Все мы должны благодарить Берлиоза как нашего благодетеля, человека, который принес нам изящество и красоту.

И мы собрались сегодня вокруг этого памятника, воплощения чистоты и святости, памятника, который можно назвать искупительным не только из-за восхищения, но в порыве чувств, владеющих кающимися грешниками.

Перед нами на мысе Монте-Карло стоит Прометей от музыки, новый Орфей, разорванный на части перьями писак, как древний его предшественник — менадами. Но сегодня скала эта покрыта розами. Хищный орел улетел навсегда. Берлиоз обрел здесь покой, какого тщетно искал в течение всей жизни. Смерть — это упокоение, а символом обожествления стал ныне этот мраморный алтарь.

Если бы он был еще жив, как бы счастлив он был оказаться в этом прекрасном краю, как расцвели бы здесь его грезы! На этих покрытых цветами склонах, что поднимаются до самого неба, он вообразил бы себе Пресвятую деву с Иисусом, преодолевающих горы на пути в Вифлеем. Вот они — пальмы, что укрывали младенца Христа! Не правда ли, какой контраст с расположенными совсем рядом каменными гнездами Тюрби, с пустынной местностью усеянной бесплодными валунами, с ее ужасающим хаосом, где так легко темной ночью представить бегство Фауста и Мефистофеля, зловещую их скачку.

Однако, спускаясь назад к берегу, под зеленые арки, в таинственный сумрак аллей, можно расслышать вздохи тоскующего Ромео. «Празднику Капулетти» рядом. Я часто слышу его ликующие фанфары и неудержимый оркестр.

И как не предположить, что тени Энея и Дидоны полюбили бы бродить под этими пышными и ароматными зелеными арками, под шепот набегающих волн петь о своей любви в жаркой неге летней ночи, под бледным светом звезд.

Погруженный в мечты, он будет спать здесь до самого Судного дня, когда огненные трубы его великого «Реквиема» возвестят о пробуждении, и одушевят мертвый мрамор, выпустив на волю его блаженную душу.

А до того времени сей мятущийся при жизни дух сможет созерцать здесь спокойствие морской глади, золотые потоки солнечных лучей будут омывать беднягу, а на раны его сердца прольется бальзам благоуханий жасмина и лилий.

Да, это была его земля обетованная, где с таким воодушевлением аплодировали «Осуждению Фауста», оживив перед тем его героев, воплотив их на сцене в замечательных костюмах и роскошных декорациях, которые принц Монако пожелал сам сделать для этой постановки и претворил этот замысел в жизнь, вопреки нападкам недоброжелателей.

И сколь же достойно вознагражден ныне Его светлость, видя, как Италия и Германия, две родины музыки и поэзии, последовали в этом за ним и обязаны были триумфальным успехом его идеям.

Поблагодарим же теперь этого великодушного принца, коему Берлиоз обязан таким благодеянием, воздадим должное человеку науки, покровительствующему в то же время искусствам. В этом райском краю, теплом и живописном, в саду Гесперид, который не стережет ни один завистливый дракон, в его прозрачном и чистом воздухе он поистине предстает нам королем-Солнцем.

Погребальная речь в честь М. Э. Фремье, члена Французского института

Четверг, 15 сентября 1915

Речь Массне, президента Французского института.

Дорогие господа и коллеги!

Институт постигла страшная утрата! Он потерял одного из самых знаменитых своих членов. И снова безжалостная смерть нашла себе жертву в Академии изящных искусств!

Фремье, великого нашего Фремье больше нет! Наша скорбь по нем так глубока, что не находит себе утешения.