Мои современницы - [122]

– Всё это, конечно, справедливо, и, поверьте, cher maître, никакая болезнь не в силах помешать мне отдаться всей душой интересам моего клиента. Но, ведь, сегодня дело идет, лишь, о репетиции…

– Не всё ли это равно? Для адвоката интересен не самый клиент, а его обида, от которой страдает не один он, а и все прочие люди в его положении… Вы слишком умны, chère madame, чтобы этого не понять! – говорил maître Jackelard, поднимаясь уходить. – В предстоящем испытании затронуто мое самолюбие, и вы наверно не захотите изменить в такую минуту вашему старому учителю и преданному другу? – добавил он, целуя руку Алекс.

XIX

– Только бы Jackelard не заставил меня сегодня защищать! – говорила Алекс, когда мы после раннего обеда ехали в Palais de Justice. – У меня в голове ни одной мысли не осталось. Я вся разбита… Мне, разумеется, безразлично, если я провалюсь на этом экзамене. После письма Тима вся моя жизнь, все эти адвокатские занятия кажутся мне игрушками… Жаль только обидеть старика: он так к сердцу принимает наши наивные упражнения в красноречии.

А вы вспомните стихи Пушкина! – шутила я, стараясь ободрить Алекс:

Пока не требует поэта

К священной жертве Аполлон,

В заботах суетного света

Он малодушно погружен;

Молчит его святая лира,

Душа вкушает хладный сон,

И меж детей ничтожных мира,

Быть может, всех ничтожней он.

Но лишь божественный глагол

До слуха чуткого коснется,

Душа поэта встрепенется,

Как пробудившийся орел.

– Вы можете быть вялы, больны, ни к чему не способны, милая Алекс, но если только вы не ремесленник, а талант, то в нужное время вдохновение осенит вас, и вы вспомните всё то, что следует сказать. Часто придется вам говорить против ваших же убеждений. Кончив речь, вы с удивлением станете себя спрашивать, как могли прийти вам на ум столь непохожие на вас мысли, пока, наконец, не догадаетесь, что в минуту вдохновения в вас говорит ваш гений, который несравненно вас умнее и дальновиднее…

В огромной Salle des Pas Perdus, столь оживленной и шумной по утрам, царила гробовая тишина. Тусклый фонарь у входной двери слабо освещал входивших людей. Шаги их на миг гулко раздавались по зале и замирали у входа в parlotte. В ней было жарко и шумно. Яркие электрические лампы резали глаз, освещая деревянные скамьи и пыльные столы. Группа собравшейся молодежи оживленно болтала и смеялась. Народу, к моему удивлению, пришло более обыкновенного. В Париже летом так скучно, что люди рады всякому развлечению… Известие о пари, которое держал maître Jaekelard со своими коллегами, взволновало Латинский квартал. Будущие адвокатки явились в полном составе и привели подруг, учащихся на других курсах. Все они бросали негодующие взоры на учеников, осмелившихся сомневаться в женском гении. Те отвечали насмешливыми взглядами и шутками.

Мы прошли в первый ряд. Алекс опустилась на скамью, ничего не слыша, никого не замечая, устремив взор в пространство, вся погрузившись в свои горькие думы… Jaekelard к нам не подходил. Он сидел возле кафедры и оживленно говорил с окружавшими его профессорами и адвокатами.

Раздался звонок. Публика поспешно заняла места. Председатель parlotte взошел на кафедру. То был молодой, красивый француз, насмешливый и веселый.

– Mesdames! Messieurs! – начал он, обводя залу своими блестящими черными глазами. – Je n’ai pas besoin, je pense, de vous expliquer le but de cette séance extraordinaire. Le bruit s’en est répandu en quelques heures sur les deux rives de ce fleuve majestueux et jusqu’au delà des quartiers les plus excentriques.

Notre éminent confrère, maitre Jackelard, s’est ému de quelques propos malveillants tenus par des étudiants sur les capacités des femmes – avocats et en vrai chevalier a voulu prendre leur défense. Il a donc proposé ce tournoi moderne ou les femmes ne se contenteront plus, comme autrefois leurs aïeules, d’exalter le courage et les exploits des nobles chevaliers croisant le fer en l’honneur de leur gente Dame; elles entreront elles – même en lice et réclameront leur place au combat.

Voulant autant que possible simplifier la tâche à celle de ces vaillantes revendicatrices du droit féminin qui sera appelée à la défense, c’est une cause féminine que nous lui offrons. Voici le sujet: une fille – mère a deux enfants de son amant marié. Craignant en cas de décès du père de voir les pauvres petits mourir de faim, elle se rend chez la femme légitime pour implorer son aide. Au cours de cette entrevue une discussion violente éclate. A bout d’argument, perdant la tête, la malheureuse mère s’empare d’un couteau à papier, en frappe sa rivale. La blessure est sans gravité, mais la femme légitime l’accuse de tentative de meurtre et elle est traduite en cour d’assises… La parole est à Maitre Jackelard[299]. – И председатель, поклонившись старому профессору, занял свое кресло.

Я не смела поднять глаз на Алекс. «Злодей Jackelard! – думала я. – Мне лишь хотелось отвлечь бедную Алекс от ее печальных дум, а он, с решимостью европейца, предпринял коренное лечение»…

Jackelard спокойно обводил глазами своих учениц, как бы обдумывая, которой поручить защиту. Наконец, посмотрел на Алекс и повелительно сказал: