Мои седые кудри - [118]
Слава о Цицкином котенке разнеслась по селу, и теперь все потешались над стариком: мол, не дай бог околеет животина, тогда до смертного часа Цицку в колхоз не дозовешься. Другие все ведь обобществили своих котов…
Все же не следовало рассказывать людям о моем с Цицкой разговоре…
— Божью тварь оставь в покое! — замахал кулаками перед носом Дзабо рассердившийся Цицка. — А то ненароком откусит твой длинный язык. Не слушай его, Аппе! Бери мою бумагу и становись председателем. Мы вдвоем с тобой горы своротим…
Так и стал Аппе председателем, а Цицка — колхозником…
Глава тринадцатая
БОЙ ПРОДОЛЖАЕТСЯ
Наступила первая посевная.
Однажды под вечер Аппе вернулся из окружкома с высокой температурой. И нога раненая разболелась. Был злой как никогда. Что-то не ладилось, где-то не клеилось. К утру немного отлежался, но на работу идти не смог. Велел мне пойти и встретить трактор, который выделили нам всего на десять дней.
— Пусть пашет землю Тохти. Вот чертова нога, не дает покоя, сам бы поехал. Вдруг не справятся без меня…
Успокоила, сказала, что справимся. Гайто поедет.
— Но ведь первая борозда. Это же праздник! Всех людей надо звать. И обязательно с кулацкой земли начинать надо! Сама пойди по дворам…
Возле сельсовета увидела Гайто. Спросила, что он думает о сельчанах: созывать их или нет. Гайто рассудил, что сперва надо посмотреть, как трактор пойдет, — тогда и позовем людей, а то вдруг испортится, оконфузимся перед стариками. Мне это показалось правильным.
С ним, на его рессорке, мы и поехали. По дороге, за селом, и впрямь встретили трактор — первый в наших краях трактор, показавшийся мне таким огромным и таким красивым. Даже страшным. Управлял им молодой парнишка — вихрастый и задористый. Вместе с трактором приехал на тачанке Дзыбын. И сразу же предупредил:
— Если допустите простой машины, отберу и передам трактор другим колхозам.
Мы заверили, что все будет в порядке. Показали, где начинать.
Трактор затарахтел и въехал на пашню. Сердце мое запело! Такую радость не опишешь! Лошадь — не лошадь, телега — не телега, на четырех колесах, тащит за собой плуг — три железные сохи. Целый метр в ширину борозда… Двенадцать коней — и то не потянут…
Дзыбын и Гайто молча шли за трактором. Ароматом тепла и свежести благоухала вспаханная земля. Дзыбын взял горсть жирного чернозема, помял, понюхал и озабоченно сказал, обращаясь к нам с Гайто:
— Медлить с пахотой нельзя. Все силы надо приложить, но посеять в срок!
Гайто помедлил с ответом. Тяжело вздохнул:
— Было бы что прикладывать… Полудохлые лошаденки… Если бы не пожар зимой…
…Да, зимой… Было это воскресной ночью. Как сейчас стоит перед глазами: пылают сено и солома на колхозном дворе… Горит амбар с артельными семенами… Огонь пожирает конюшню. Над сеном повисло зарево. Я бегу как шальная по улице к горящим коровникам и кричу во весь голос: «Люди, горим! Погибаем! Скорее на пожар!»
А село будто вымерло: за мной один Дзабо еле волочил ноги. Аппе и Гайто уехали опять в город на какое-то совещание. И народ в то воскресенье гулял на свадьбах. В шести местах справляли их, да еще кувды — пиры в честь новорожденных мальчиков — родители устраивали. И другие разные компании: кто пригласил зятя с дружками, кто сватал сына. Причин хватало, чтобы пьяными быть. Молодежь танцами забавлялась, любовью полнилась…
Добежала я до первого коровника, а соломенная крыша вот-вот рухнет, вся огнем охвачена. Добралась до дверей, распахнула их. Коровы мечутся, мычат. Никак не выгонишь. К счастью, прибежали люди. Скот спасли, лошадей тоже. Но корма с семенами и постройки — все сгорело.
— Где были сторожа? Цицка где? — кричал разъярившийся Дзабо. — Или нарочно кулаку горящую головешку в руки сунули?
Подвыпивший Цицка только разводил руками и бубнил:
— Бог наказал! Грех попутал. Да я теперь эту проклятую араку за семь верст обходить буду. Ни на одну свадьбу вовек не пойду. А вредителя самолично найду и этими руками задушу…
Но сколько ни плачь — беде не поможешь. Сколько ни маши после драки руками — вины не смоешь. Было ясно, что кулаки и подкулачники колхозу и всей советской власти войну объявили. Поджигателей так и не нашли. Но Цицка до сих пор их ищет, все выспрашивает да прислушивается — не проболтается ли кто. А мне партячейка поручила ферму. Гайто сказал:
— Трудно будет тебе — знаем. И то, что ребенка ждешь, — знаем тоже… Но придется тебе спасать общественных коров от гибели. Там нужен хозяйский глаз. Пусть наши враги не думают, что мы отступим…
Пришлось взяться за дело. На помощь позвала подружек и комсомольцев. Перво-наперво надо было думать о кормах.
Пока артельные лошади таскали ноги, мы в зимнюю стужу выезжали косить бурьян и свозили неубранные стебли кукурузы. Мельчили на соломорезке, поливали соленой водой и давали животным кое-как душу в теле удерживать. Потом пришлось бурьян и стебли носить с поля на собственных спинах — от лошадей остались кожа да кости. Аппе и Гайто запрещали мне самой таскать корм и поднимать тяжести. Все-таки первенца под сердцем носила. Только разве сможешь иначе, люди могут всякое подумать… А допустить гибель скота значило нанести еще один удар колхозу…
Следы остаются — первая книга о милиции Северной Осетии. Вместе со всеми органами внутренних дел страны сотрудники милиции республики стоят на переднем крае борьбы с пережитками прошлого в сознании людей. Решительно пресекая преступные посягательства на социалистическую и личную собственность граждан, личность и права советских людей, они борются за утверждение социалистической законности и справедливости, за высокую дисциплину и образцовый общественный порядок. В создании сборника приняли участие журналисты, работники МВД республики.
Известный осетинский писатель Тотырбек Джатиев — автор более тридцати книг, несколько из них посвящены героической борьбе народов Кавказа против немецко-фашистских захватчиков. В настоящий сборник включены три документальные повести: «Пламя над Тереком», «Иду в атаку», «Тайными тропами», уже издававшиеся в «Советском писателе».
Осетинский писатель Тотырбек Джатиев, участник Великой Отечественной войны, рассказывает о событиях, свидетелем которых он был, и о людях, с которыми встречался на войне.
Марсель Эме — французский писатель старшего поколения (род. в 1902 г.) — пользуется широкой известностью как автор романов, пьес, новелл. Советские читатели до сих пор знали Марселя Эме преимущественно как романиста и драматурга. В настоящей книге представлены лучшие образцы его новеллистического творчества.
Герой книги, современный композитор, вполне доволен своей размеренной жизнью, в которой большую роль играет его мать, смертельно больная, но влюбленная и счастливая. Однажды мать исчезает, и привычный мир сына рушится. Он отправляется на ее поиски, стараясь победить страх перед смертью, пустотой существования и найти утешение в творчестве.
Без аннотации Мохан Ракеш — индийский писатель. Выступил в печати в 1945 г. В рассказах М. Ракеша, посвященных в основном жизни средних городских слоев, обличаются теневые стороны индийской действительности. В сборник вошли такие произведения как: Запретная черта, Хозяин пепелища, Жена художника, Лепешки для мужа и др.
Без аннотации Предлагаемая вниманию читателей книга «Это было в Южном Бантене» выпущена в свет индонезийским министерством общественных работ и трудовых резервов. Она предназначена в основном для сельского населения и в доходчивой форме разъясняет необходимость взаимопомощи и совместных усилий в борьбе против дарульисламовских банд и в строительстве мирной жизни. Действие книги происходит в одном из районов Западной Явы, где до сих пор бесчинствуют дарульисламовцы — совершают налеты на деревни, поджигают дома, грабят и убивают мирных жителей.
Без аннотации В историческом романе Васко Пратолини (1913–1991) «Метелло» показано развитие и становление сознания итальянского рабочего класса. В центре романа — молодой рабочий паренек Метелло Салани. Рассказ о годах его юности и составляет сюжетную основу книги. Характер формируется в трудной борьбе, и юноша проявляет качества, позволившие ему стать рабочим вожаком, — природный ум, великодушие, сознание целей, во имя которых он борется. Образ Метелло символичен — он олицетворяет формирование самосознания итальянских рабочих в начале XX века.
Повесть известного китайского писателя Чжан Сяньляна «Женщина — половинка мужчины» — не только откровенный разговор о самых интимных сторонах человеческой жизни, но и свидетельство человека, тонкой, поэтически одаренной личности, лучшие свои годы проведшего в лагерях.