Мои ранние годы. 1874-1904 - [107]

На рассвете, когда все выстроились для атаки и наша территориальная конница ожидала сигнала двинуться в обход левого фланга противника, внезапно прибыл офицер из штаба с приказом отложить сражение — по крайней мере, на день. Тут уж Брабазон не выдержал. Он подъехал ко мне и, состроив насмешливую мину и покачав головой, громко, во всеуслышание произнес:

— Боб Акр![53]

Хватило ли штабному офицеру коварства передать по назначению этот непочтительный отзыв, сказать не берусь.

Чтобы успокоить Брабазона и заодно хоть что-то предпринять, кавалеристам разрешили совершить разведывательную вылазку — прощупать левый фланг этой так называемой «Плевны». И тут меня ожидало захватывающее приключение.

Чтобы не нафантазировать лишнего, я приведу здесь то, что было написано мной в тот вечер.

________________

«Бригада, включавшая конную пехоту и состоявшая примерно из тысячи боевых единиц, двинулась в южном направлении под прикрытием наших аванпостов и, быстро описав широкую дугу, вышла к левому флангу неприятеля… Местность круто спускалась к широкому дну котловины, посреди которой стоял заметный, особенной формы холм. За ним скрывался Деветсдорп. Холм окружали буры — конные и пешие — числом около двух сотен.

Наш молниеносный рывок чуть ли не в самое их средоточие взбудоражил буров и испугал. Они не могли понять, разведка это или атака, и собрались разрешить все сомнения, попытавшись зайти во фланг заходящей во фланг им кавалерии. Едва наши дальнобойные винтовки заставили их укрыться за холмом, как словно выросшие из-под земли новые две сотни всадников, промчавшись в двух тысячах ярдов от нашего фронта, устремились к белому каменному взгорку справа от нас.

Энгус Макнил, принявший на себя после гибели Монморанси командование его разведчиками, бросился к генералу:

— Сэр, разрешите мы отрежем им путь! Думаю, нам это удастся!

Разведчики навострили уши. Генерал погрузился в размышления.

— Ладно! — сказал он. — Попробуйте!

— По коням, по коням, разведчики! — порывисто вскричал офицер, сам вскакивая в седло. И тут же обратился ко мне: — Поезжайте с нами! Мы устроим вам представление — первый класс!

Совсем недавно я сгоряча дал обещание провести один день при разведчиках. Сейчас я глядел на буров: они ближе, чем мы, находились к белому каменному взгорку, но, с другой стороны, им предстояло еще взбираться по склону котловины и лошади у них, судя по всему, были хуже. Дело могло выгореть, а если выгорит — мне вспоминалась стычка при Эктон-Хоумс, — бурам на этой голой равнине не поздоровится! И потому ради „Морнинг пост“ и ее интересов я сел на коня, и мы полетели как из лука стрела — сорок-пятьдесят разведчиков, Макнил и я, — нещадно шпоря лошадей.

С первой же минуты это стало соревнованием в скорости, что отлично понимали обе стороны. Когда мы сблизились, я разглядел пятерых вражеских лидеров гонки: скача на лучших лошадях, они опережали остальных, исполненные решимости удержать стратегически выгодную высоту. Я сказал: „У нас ничего не выйдет“, но никто не хотел ни признать поражения, ни останавливаться на полпути. Финал нетрудно предугадать.

В ста, а чтобы быть точным, ста двадцати ярдах от вершины взгорка путь нам преградила колючая проволока. Спешившись, мы принялись ее резать, уже готовые ступить на вожделенные скалы, как вдруг — мрачные, волосатые, ужасные, какими я видел их на железнодорожных путях во Фрере, — показались головы дюжины буров; а сколько еще их было на подходе?

Последовала странная, почти необъяснимая пауза, а может, ее и вовсе не было; но в память успело врезаться многое. Прежде всего буры: один с черной длинной бородой, в шоколадного цвета куртке, другой — с красным шарфом на шее. Два разведчика, хладнокровно продолжающие резать проволоку. Еще один, целящийся в противника из-за крупа своей лошади, и твердый голос Макнила:

— Опоздали! Быстрее к другому холму! В галоп!

Тут раздался треск ружейных выстрелов, в ушах засвистели и зажужжали пули. Я вставил ногу в стремя. Испуганная пальбой лошадь прянула. Я попытался вскочить в седло, но оно соскользнуло, очутившись под брюхом лошади. Животное шарахнулось от меня и безумным галопом умчалось прочь. Большинство разведчиков уже отскакали ярдов на двести. Я остался один, без лошади, под носом у буров, на расстоянии никак не меньше мили от какого-либо укрытия.

Единственным моим утешением оставался пистолет. Носиться от них безоружным по полю, как это уже однажды было, мне, по крайней мере, не придется. Но лучшее, что меня ждало, — это тяжелое ранение. Я повернулся и второй раз за эту войну бросился наутек от бурских стрелков. В голове промелькнула мысль: „Вот и мой черед настал“. И тут я увидел нашего разведчика. Он выскочил слева мне наперерез — высокий, с черепом и скрещенными костями на значке, верхом на бледном коне. Смерть из Апокалипсиса, но для меня — жизнь!

Я крикнул:

— Подсади!

К моему удивлению, всадник тут же остановился.

— Давай залезай, — коротко бросил он.

Я подбежал к нему и, не заставив себя долго ждать, через секунду уже сидел в седле за его спиной.

Мы поехали. Я обнимал разведчика сзади, держась за лошадиную гриву. С моей руки стекала кровь, потому что лошадь была серьезно ранена. Однако отважное животное держалось стойко. Летевшие нам вдогонку пули просвистывали у нас над головой, так как цель неуклонно удалялась.