Мои неотразимые гадюки. Книга 1 - [56]

О его сексуальных художествах в спальнях горожанок знали только свои, ибо туда вёл именно этот путь. В городе ходили легенды о ловком Дон Жуане, являющемся невесть откуда и пропадающем с глаз на ровном месте. На него устраивались облавы, ибо жаловаться каштартану на фантом бесперспективно. Но все облавные мероприятия закончились ничем.

Дон вскинул припрятанный в лазе рюкзак, сшитый девчонками — продукция местных кожевенников не выдерживала никакой критики. Он пропустил вперёд Паксаю и в последний раз задраил за собой люк оставленного навсегда корабля. Затем взял сестрицу за руку и осторожно потащил за собой — для неё это был почти неизведанный путь.

Пробираясь по узкому лазу, размышлял о Хурабе. Как не прискорбно, парень втрескался в Лэйру по уши. Дон сочувствовал его грядущей потере. Но утешал свою совесть тем, что эта потеря однозначно во благо влюблённому. Коснись его выбор: тащить гадину к алтарю или на костёр — он бы выбрал костёр.

Бес его знает, как каштар Лэрин мог уживаться с щупом? И ему очень повезло с преждевременной кончиной супруги. Не успела та за пятилетку замужества начудить. А проживи она чуть дольше, обязательно бы подставилась сама и подставила заслуженного мужа.

Ну, не могут гадины себя контролировать всегда и во всём! Слишком опасно постоянно знать о чувствах окружающих и делать вид, что ничего не знаешь. А они ещё и бабы. У этих собственные-то эмоции периодически зашкаливают. А когда ещё и чужие на башку сыплются, провал гарантирован — если долго торчать на одном месте. Дон даже подозревал, что мать сестричек не собиралась прожить с мужем долгую счастливую жизнь. Заполучила наследниц, чуток подняла под защитой мужа и айда.

Он много лет вёл сравнительный анализ между Лэйрой и Паксаей: в смысле душевного развития подростка женского пола. У сестрицы всё протекало нормально: кто-то нравится, кто-то не нравится. Кем-то она могла ненадолго увлечься, кого-то дико не переваривала. Короче, всё, как у всех.

Для гадины окружающие чётко и безапелляционно делились на своих и чужих. Свои — это объекты её системы: однозначно замечательные, не подлежащие критике, не ставящиеся под сомнение. И всегда рядом — любой ценой, которую она, не задумываясь, заплатит. Все остальные просто люди: безликие, вызывающие интерес только с точки зрения мотиваций по отношению к её системе.

К примеру, Лэйра никогда не покинет Дона. В лепёшку расшибётся, чтоб ему жилось хорошо, но никогда его не полюбит — аллилуйя! Он сомневался, что она и кого-то другого способна полюбить, как простая баба. Её специфическая любовь к «своим» носила крайнюю степень тяжести.

Но не была любовью — только жестокой необходимостью их иметь. Настолько жестокой, что за этим только смерть. Можно было понять мать Лэйры и Лэти: ощущая дискомфорт в бессистемном существовании, тётка рискнула выйти замуж. Возможно, пыталась создать собственную систему, как она её понимала. Жаль, что муж в неё не входил. Впрочем, Дон мог и ошибаться.

Прощупав обстановку на поверхности земли, он спокойно выбрался из лаза, толстенная крышка которого была замаскирована россыпью инкрустированных в неё камней. Вытащил терпеливо сопящую Паксая, вернул крышку на место и поинтересовался:

— Передохнёшь?

— Не устала, — мотнула она головой, выбивая из одежды пыль. — Твоё ворьё далеко отсюда?

— С чего ты взяла, что оно моё? — деланно удивился Дон, внимательно отслеживая доклады «ищейки», чтобы вовремя избежать нежелательных свидетелей их побега.

— Ну, мы с Лэйрой не смогли придумать иного источника твоего богатства, — хлопнула она себя по поясу, который нафаршировали золотыми монетами. — Не мог же ты это заработать. Ты не обзавёлся ни одним навыком, за который бы так неправдоподобно щедро платили. А у обычных людей ты воровать не станешь. Ты, Донатик, у нас совестливый. Остаётся одно: своровать ворованное.

— А зачем я ещё у тебя такой красивый и талантливый? — пробормотал Дон, сконцентрировавшись на парочке ночных гуляк.

Через минуту те вырулили наперерез из боковой улочки. Воровато огляделись, посмотрев сквозь невидимых прохожих, и рванули в противоположный переулок.

— Ну, как таких не ограбить? — умилился манипулятор.

И потащил сестрицу дальше. Они шли по окраинной улице, что опоясывала город почти замкнутым кругом. А также скрывала среди теснящихся домишек некую забегаловку с непрезентабельной репутацией. Не будь в этом мире такого дефицита квалифицированного медицинского персонала — с переизбытком паранойи по поводу эпидемий — здесь бы ещё и воняло.

Но одним из самых суровых законов постапокалиптического общества являлся железобетонный принцип всеобщей санитарии с гигиеной. Разведи вокруг своего дома свинарник, и твоя родня тебя тут же не досчитается. Никаких штрафов — заплатишь башкой. А уже после с твоих скорбящих родственников этот самый штраф и слупят.

Так что воздух в местных трущобах был свеж, почти как в лесу. Что не скажешь о публике. Чем ближе к точке дислокации злачного места, тем чаще стали попадаться его клиенты. «Ищейка» работала, как часы, «барбос» бдил, держа под парами «отморозка».