Мои друзья скандинавы - [102]

Надо готовить завтрак. Обратно к шалашу Айно пошла напрямик, через неведомо как выросшие между булыжниками камыши. И из-под ног ее с пронзительным, истерическим вскриком вспорхнула чайка. Но не улетела прочь, а, вереща, раскрыв белые, окаймленные черной полосой крылья, стала кружить над головой Айно. На возмущенные ее вскрики из камышей и с моря появились другие чайки, две, три, пять. Теперь было уже не до счета. Одна из них запустила лапу в волосы Айно. Другие вились неотступно, крыльями, клювами, когтями касаясь, задевая, царапаясь.

Закрыв лицо руками, Айно, спотыкаясь, побежала прочь от берега. Чайки с гоготом, визгом, скрежетом преследовали ее. Там, в камнях, уже вывелись или должны были со дня на день вылупиться чайчата, и родители дружно встали на их защиту.

Взволнованная нападением птиц, не обращая внимания на подтрунивание товарищей, Айно думала о своей дочке Инкерн. Муж умер уже несколько лет назад, и девочка жила теперь у бабушки, в доме, где прошло и детство Айно. С начала восемнадцатого года она не видела девчурки (ведь сны не в счет — и никакой конспирацией не предусмотрены). Инкерн шел уже пятый год. Узнает ли она мать? Покидая сейчас Суоми, Айно не знала, где и когда встретятся они. И встретятся ли? А впрочем, Айно была убеждена: не пройдет и пяти лет, как они снова будут вместе. Именно такие сроки отводились нами тогда для победы мировой революции.

Не один молодой человек улыбнется сегодня наивности, легковерию своих отцов, непреодолимое желание которых подгоняло ход истории и которые делали все, что было в их силах, чтобы приблизить сроки.

Но пусть этот юноша перелистает пожелтевшие страницы тогдашних газет — и поймет, какие это были годы. Грохот рушащегося старого мира оглушал и радовал. Российская революция побеждала на всех фронтах. Англичане уходили из Архангельска и Мурманска — французский флот восставал у берегов Черного моря. Три самых могущественных в мире императорских трона смыты были с лица на ходу перекраивавшейся карты: Российская империя, Германская империя, Австро-Венгерская империя — три кита, на которых держалась реакция, перестали существовать. Российская Советская Республика, Баварская Советская Республика, Венгерская Советская Республика, Советы рабочих и солдатских депутатов в Германии, Австрии, Норвегии. Взлет рабочего протеста в странах Антанты. «Руки прочь от Советской России!» Волнения в Индии. Послевоенный кризис. Казалось, еще один нажим, еще шаг вперед — и старый мир войны, наживы, несправедливости рухнет раз и навсегда!..

Сегодня мы знаем, что история пошла более сложным, извилистым путем, что, пользуясь разобщением трудящихся, субъективной их неподготовленностью, старый мир выжил, получил передышку и, меняя личины, окреп. Но разве благая весть о рождении нового мира не прозвучала всесветно, не стала музыкой современности! Разве кровью своей он не добился передышки и не встал несокрушимой твердыней человечества! Да, старые строки гимна мы пели по-новому, не «это будет», а «это есть наш последний и решительный бой». Что же, не вина отцов, что он не стал последним, но их заслуга, их подвиг в том, что решительным и даже — скажем прямо — решающим он стал! Но в тот день на острове Айно убеждена была, что не пройдет и пяти лет, как она обнимет дочку.

Четвертый день на необитаемом острове — «отдых» превратился для робинзонов в томительный труд ожидания. Наступивший штиль, солнышко, пряные запахи черемухи и идиллические цветочки, невесть откуда появившиеся на каменистой почве, уже не радовали ни душу, ни глаза, а наоборот — раздражали своим безмятежным спокойствием, когда в душе и во всем мире царила все нарастающая тревога.

Значит, письмо из Ханко не дошло! Или посланные на выручку искали их на каком-нибудь другом островке. Ведь в здешнем лабиринте сам черт ногу сломит! Или того хуже — нарвались на полицейских — и кружат где-нибудь поблизости, чтобы отвести глаза.

Как бы то ни было, друзья решили продлить свою робинзониаду еще на день, а потом еще раз попробовать на одном из ближайших островов купить шлюпку (благо деньги есть) и самим переправиться через море — чем, мол, мы не викинги! Правда, затея рискованная, но не менее опасно было сидеть на острове и ждать, пока сцапают.

СТОКГОЛЬМ, ТОРСГАТТАН, 10

— Когда потеряны деньги — ничего не потеряно, когда потеряно время — очень много потеряно, когда потеряна надежда — потеряно все! Не надо никогда терять надежды, Хурмеваара! — сказал рыжеватый молодой человек в студенческой белой, с голубым околышем фуражке, подбодряя товарища.

Хурмеваара тогда представлял финских коммунистов в Швеции, а подбодрявший его студент Иорпес со дня на день должен был получить диплом врача. Разговор шел в комнате, отведенной шведскими коммунистами для финского бюро в доме № 10 на одной из центральных улиц столицы — Торсгаттан…

Не отвечая, Хурмеваара подошел к окну, из которого виден был старый тенистый сад, липовые аллеи которого стягивались к памятнику Карлу Линнею.

И в эту минуту принесли письмо.

Хурмеваара надорвал конверт.

— Свечу! Свечу! — попросил он у Иорпеса.