Мои друзья скандинавы - [103]

— Свечи нет! — протянул тот коробок спичек. — Ими обойдешься!

Чтобы прочесть письмо, просветив лимонную кислоту над огоньком, пришлось истратить полкоробка. И с каждой строкой его Хурмеваара становился веселее.

— Нашлись! — наконец с облегчением произнес он.

— Я же говорил тебе, не теряй надежды! — усмехнулся Иорпес. — Но посвяти меня в дело. Кто нашелся?

— Двое мужчин и одна женщина! — Хурмеваара никогда не забывал о конспирации.

— Ну, скажи хоть имя ее. Можешь быть уверен — женщину уж я не выдам! — усмехнулся студент.

— Айно!..

— Не Пессонен ли?

— А ты ее знаешь? — удивился Хурмеваара.

— Еще бы! Ведь мы с ней на моторке выехали из Выборга за день до того, как ворвались белые. Четыре моторные лодки, перегруженные людьми так, что край борта вровень с водой. Стояла тихая погода, иначе до Питера не добрались бы.

Вилле Оянен, сын рабочего с лесопилки в Куопио, которого Айно в разговоре со мной не раз называла студентом, был таким студентом, который из-за нехватки средств в вуз не поступил. Добившиеся достатка родственники его, благодаря поддержке которых он смог окончить гимназию, согласились помогать Вилле учиться в университете, но при одном условии: на богословском факультете. Они мечтали увидеть члена своей семьи пастором. К тому времени ставший уже социалистом, Оянен решительно отказался от духовной карьеры, и родственники поставили на нем крест. А он вернулся в Куопио, начал работать в тамошней известной своим радикализмом социал-демократической газете и вскоре стал известным в стране журналистом, знатоком по вопросам политической экономики. Но если Вилле Оянен — «студент» в скандинавском понимании этого слова, то Иорпес был студентом в русском смысле и к началу рабочей революции в Финляндии заканчивал третий курс медицинского факультета в Хельсинки.

Уроженец Аландских островов, Иорпес был одним из немногих студентов, примкнувших в дни рабочей революции Суоми к восставшим. Он организовывал медицинскую помощь раненым красногвардейцам и, когда гражданская война закончилась, оказался в Советской России, приютившей политических эмигрантов, в городке Буй, Вятской губернии, где были тысячи и тысячи финнов, перешедших через границу (там была и Айно). Иорпес с радостью бы закончил курс в русском университете, но, кроме родного шведского языка, он владел финским, немецким и латинским, а ни на одном из них ни в Петербургском, ни в Московском университете не преподавали, и поэтому он поехал в Швецию и поступил там в Стокгольмский университет.

Когда спустя лет сорок автор этих строк увидел Иорпеса в Стокгольме, тот был уже маститым ученым, академиком. Но тогда, в те дни, о которых идет здесь речь, сдав с отличием все испытания, он ждал диплома врача и мечтал о практике в Каролингской больнице. Той самой, ученый совет которой присуждает Нобелевские премии по медицине и биологии.

— На лодке, говоришь, из Выборга в Питер? Значит, у нее пристрастие к морским авантюрам! Вот и сейчас она на лодке… Надо выручать, — сказал Хурмеваара. — Тут каждый час важен, а Хелльберг на своем «Энгельбректе» на три дня отдыхать укатил. Не хотелось бы, чтобы Койвукоски на этот раз взял реванш!

— Я, кажется, могу ускорить встречу с Айно, — сказал Иорпес и вскочил со стула.

— Куда ты? — уже вслед ему крикнул Хурмеваара.

— Пока буду рассказывать, можем опоздать! — ответил на ходу Иорпес.

Дело в том, что сегодня у него ночевали три молодых паренька, родичи с Аландов, рыбаки. Продав еще вчера улов на рыбном рынке, они собирались уходить на своей шхуне домой. И молодому медику пришло в голову подрядить их на это дело. Только не опоздать, думал он, торопясь на набережную Содермальма, перескакивая с трамвая на трамвай. Только бы не успели поднять паруса!

ШХУНА С АЛАНДОВ

Утро пятого дня, такого же тихого, как и предыдущие, после завтрака началось шахматами. Играли всерьез, ожесточенно. Айно любопытно было наблюдать, как мужчины, словно дети, обижались, когда один из них выигрывал, но, как взрослые, стремились скрыть обиду. А так как на партию уходило часа два, то и время пролетало незаметно. Силы у партнеров были равные. Каждый набрал до десяти очков. Играли последнюю, контровую, решающую…

— Однажды Вильгельм Либкнехт случайно выиграл у Маркса партию в шахматы, — рассказывал Оянен, расставляя фигуры на доске. — И когда Маркс предложил продолжать игру, старик Либкнехт отказался. «Я хочу, — сказал он, — иметь право говорить, что последнюю нашу партию с Марксом выиграл я…»

— Но так как среди нас нет ни Либкнехта, ни Маркса, — ответил Отто и передвинул на доске фигуру, — игра продолжается…

— Нет, игра прерывается! — воскликнула Айно. Она увидела поднятый парус подходившей к острову шхуны…

Друг ли это, случайный корабль или враг?..

Шахматы были отложены.

Со шхуны расположившихся у шалаша за кустами смородины не увидать. Зато они сквозь эти ветви могли наблюдать за тем, что делается на борту.

Парус увял, опустился…

В сотне метров от берега шхуна остановилась.

Двое парней подвели к борту тузик, волочившийся на канате за кормой шхуны, и прыгнули в него, и тузик пошел к берегу.

Айно помогла Вилле надеть пиджак, и он медленно, словно прогуливаясь, пошел к тому месту на берегу, куда нацелился тузик. Когда парень, сидевший на корме, увидел Вилле, он что-то сказал гребцу, и тот немедля стал «сушить весла», а рулевой приподнялся с банки, снял пиджак, встряхнул его, словно отрясая пыль, и снова надел.