Мои бенгальские подруги - [6]

Сначала мне казалось, что все идет хорошо. Но потом я обратила внимание, что другая сторона как-то не готова к этому жесту, а мои слова звучат странно. «В чем же снова моя ошибка?» — в отчаянии размышляла я. Расспросы были напрасны. Меня уверяли, что все в порядке. Одно было ясно: руки для приветствия поднимались в то мгновение, когда и я поднимала их, а словесный ответ приходил с секундным опозданием.

Позже я поняла, в чем дело. С одной стороны, ошибка заключалась в типе приветствия. Намаскар — это приветствие «с уважением». В ряду приветствий оно следует сразу же за «взятием праха с ног». Так приветствуют учителя или же учителя друг друга, и в этом оно отличается от «взятия праха» («прах с ног» берет всегда нижестоящий по социальному положению у вышестоящего): студент — с ног профессора, слуга — с ног господина, дети — с ног родителей. Приветствуя же студентку, я тем самым как бы увеличивала расстояние между нами, так, как если бы говорила:

— Мое почтение, барышня, как вы поживаете?

Это, безусловно, вежливо, но и смешно.

С другой стороны, ошибка заключалась и в мере, с какой я раздавала свои намаскары. Я делала это так же щедро, как дома мы говорим «добрый день». Этого бенгальцы не ожидали, и потому ответ приходил с опозданием. Хотя их приветствия и носят более обрядовый характер, зато совершают они их менее механически (ведь им надо выбрать между «взятием праха», сдвинутыми руками или просто кивком головы) и не часто.

В то же время ошибка заключалась и в изобилии слов. Бенгальский этикет — это прежде всего жесты. Тут «возьмут прах с ваших ног» и ничего вам при этом не скажут. Например, нашего громкого «привет». При встрече на улице просто улыбнутся друг другу и наклонят голову в сторону, и этот тип намаскара они тоже не сопровождают словами.

Так что и дружеская форма приветствия доставила мне свои трудности. Во-первых, мне было очень смешно, когда я пыталась повторить этот бенгальский наклон головы к плечу, а во-вторых, сначала, да и еще длительное время потом для меня все бенгалки казались на одно лицо. Это невероятно, но так.

В общежитии в Праге блондинка Зденка завязывала волосы в узел, темноволосая Ярмила была подстрижена под мальчика, а черноволосая Майка носила короткую стрижку. И это я запомнила с первого дня.

В общежитии в Шантиникетоне Мину была черноволоса и носила косу, Рина — черноволоса и носила косу, Маника — черноволоса и носила косу, и все остальные студентки черноволосы и носили косы. Кроме того, все были черноокие, смуглые и все одеты в сари. И я сразу поняла, что еще долго не научусь отличать их друг от друга.

Все стало еще сложнее, когда потом я открыла, что и директор женского общежития черноволоса и носит косу, и жена ректора черноволоса и носит косу, и уборщица тоже черноволоса и носит косу. В первые дни голова моя, полная впечатлений, не в состоянии была учитывать, при всей похожести, столь тонкие отличия, как сорт, длина и изношенность сари, рост женщины и полнота ее фигуры и т. д. И потому случалось, что уборщицу я приветствовала типичным индийским приветствием, а жену ректора просто дружеским кивком головы.

Реакция же оказалась иной, чем можно было ожидать. Жена ректора не оскорбилась и пригласила меня на чай, а уборщица совсем не обрадовалась, а скорее чувствовала себя неловко.

И тут наконец до меня дошло то, что я должна была знать с самого начала: если не уверена в чем-либо, улыбнись. Так я открыла бенгальскую и одновременно международную форму приветствия, да, собственно говоря, и самую лучшую форму вежливости вообще. Я улыбалась бенгальцам при встрече, и они улыбались в ответ, и для начала мы пришли к взаимному убеждению, что все мы вежливые и милые люди.

Спустя некоторое время я перестала довольствоваться основными проявлениями человеческой вежливости и продолжала изучать бенгальский этикет. Должна признаться, что это не всегда была только моя личная инициатива. Иногда складывались такие обстоятельства, которые буквально вынуждали меня к этому.

Так, однажды на почте, купив марку, я облизнула ее, наклеила на конверт и подала в окно отправлений. Чиновник хотя и вежливо, но весьма категорично отказался принять письмо. Или, например, я протянула рикше рупию за то, что он отвез меня на вокзал, но рикша начал громко возмущаться и отказался взять рупию. К несчастью, он говорил на хинди, и я так и не поняла, чем он недоволен. Ведь я знала, что рупия за проезд на вокзал была обычной таксой. В чем же дело?

В то время я уже была знакома с Дером Вармой, историком искусств. Он был человеком рассудительным и мудрым, восемь лет проучившимся в Германии. Он умел смотреть на обычаи индийцев глазами европейца, и наоборот. Я иногда говорила с ним о своих проблемах. На этот раз он спросил меня:

— Которой рукой вы подали рикше рупию?

— Не знаю; наверное, левой. В правой я держала кошелек.

Его вопрос мне показался загадочным, как в детективе.

— Вам необходимо это знать, тут есть принципиальное различие, — улыбнулся д-р Варма. — Ведь левая рука считается нечистой, она выполняет нечистые дела, понимаете?

Я не знала, но чувствовала, что именно д-р Варма не хотел бы мне объяснить, и согласно кивнула. Больше никогда и никому в Индии я ничего не подавала левой рукой и уже потом, после возвращения в Чехословакию, часто ловила себя на мысли, что, расплачиваясь, перекладываю деньги из левой руки в правую.