Мои 99 процентов - [38]

– Серьезно, мне нужно ехать. – Я открываю дверцу машины. – Ты меня запер.

– А она мастерица сбегать, да? – говорит Том Винсу, и в его тоне неожиданно прорезаются товарищеские нотки.

– Да уж, в этом она профи. Ну, что еще у тебя нового, приятель? Я слышал, ты женишься на той сексапильной брюнетке? Поздравляю!

Я выболтала это Винсу во время одного из моих грустных алкомарафонов в баре «У Салли». Я и не думала, что он на самом деле меня слушал. Бог весть, что еще я тогда наговорила.

Щеки у меня начинают пылать от смущения. Связка ключей ведет себя как последняя сволочь, все ключи перепутались и сцепились друг с другом. Я принимаюсь яростно ими трясти, чтобы не слышать ничего о грядущей свадьбе. Я этого не вынесу.

– Нет, мы разошлись, – перекрывает звон ключей голос Тома.

Я вихрем оборачиваюсь и, недоуменно сведя брови, смотрю на них обоих. Том никогда не лжет. С чего ему вдруг понадобилось говорить неправду сейчас?

– О! Мне очень жаль.

Кажется, эта новость огорчила Винса. Он переводит взгляд с меня на Тома, что-то обдумывая, потом, видимо, приходит к какому-то решению и, оторвав свой зад от капота машины, давит каблуком окурок и неторопливо направляется ко мне. Ботинки у него практически ничем не отличаются от моих.

Он обнимает меня за талию и, обдав тошнотворным никотиновым выхлопом, шепчет в ухо:

– Ты сегодня совершенно неотразима. Заезжай вечерком. Я как следует оттрахаю тебя.

Его нижняя губа щекочет мочку моего уха.

Надеюсь, у Тома не слишком острый слух.

Винс говорил вещи и похуже, с куда более грязными подробностями, но сейчас я отшатываюсь и отталкиваю его:

– Отвали!

У обочины тормозит машина доставки пиццы.

– Я заберу, – отрывисто произносит Том и, спустив Патти на газон, принимается рыться в кармане в поисках бумажника.

– Ну, брось. Я умею быть убедительным, и ты это знаешь.

Винс любит, когда я разыгрываю неприступность. Он точно такой же, как посетители нашего бара, которым нравится, когда с ними обращаются как с грязью. Зуб даю, будь я уступчивой и податливой, он потерял бы ко мне всякий интерес с первого же раза.

– Увидимся, Дарси, – говорит Том и скрывается в доме вместе с пиццей.

Патти семенит за ним по следам, гордо вздернув нос. Я внутренне сжимаюсь, готовясь услышать хлопок двери, но он закрывает ее бесшумно.

– Не надо здесь разъезжать, – с угрозой в голосе бросаю я Винсу. – Ему это не нравится.

Винс кивает и закидывает в рот жвачку:

– Я помню его со времен старших классов и помню, какими глазами он на тебя смотрел. Он даже как-то раз пытался со мной подраться. – Винс, похоже, удивлен; в его взгляде, устремленном на меня, появляется какое-то новое выражение. – Эй, а мы с тобой, оказывается, сто лет знакомы.

– Ты все перепутал. Это Джейми пытался с тобой подраться.

– Не-а, это стопудово был Том. Смотри, как бы он опять не влюбился в тебя, – говорит Винс шутливым тоном, однако его слова при этом кажутся абсолютно серьезными. – Такой же не переживет, если ты уедешь. Ну, пока.

Прежде чем я успеваю что-либо сказать, он прыгает в машину, дает по газам так, что двигатель оглушительно ревет, и, даже не взглянув в зеркало заднего вида, картинно сдает задом и с визгом шин уезжает. Я остаюсь стоять на месте, пытаясь успокоиться.

Как я все это время умудрялась не замечать, что сплю с собственным двойником в мужском обличье? Ну и что это было? Извращенный вид мастурбации?

Что-то в негромком звуке закрывшейся двери не дает мне покоя. Наверняка он решил, что я уступлю, плюну на Трули и сяду в машину к Винсу. Не могу сосчитать, сколько раз я садилась в бесчисленные черные машины. А он оставался дома. У нас так заведено. Если бы сбегание было спортивной дисциплиной, я была бы в ней абсолютной чемпионкой.

Как бы он опять не влюбился.

Как бы он опять не влюбился в тебя. Неужели я была настолько слепа? Если даже такой непрошибаемый тупица, как Винс, это знал?

Мой ключ с первой же попытки входит в замочную скважину входной двери, будто рука Лоретты направляет мою. Я иду по дому без единой мысли в голове, кроме мысли о том, что я должна найти Тома и сказать ему, что я исправлюсь. Стану лучше. Прекращу валять дурака.

Такое впечатление, что дом превратился в камертон. Не слышно ни звука, но я ощущаю какую-то вибрацию, низкий басовый гул, который отдается у меня в животе. Том стоит на кухне спиной ко мне, обеими руками опершись о глубокую старую раковину. Судя по всему, от моей личной жизни его тошнит.

– Прости за эту сцену, – произношу я.

Подскочив от неожиданности, Том с грохотом бьется головой о подвесной шкафчик над мойкой и взвывает от боли.

– Черт! Извини, извини! – Я подбегаю к нему и, руками пригнув его голову, ладонью потираю его макушку. – Бедный Том! Прости меня, пожалуйста, пожалуйста, прости. Я не нарочно, честное слово, так получилось.

Я путаюсь в словах и имею в виду вовсе не его ушибленную голову. Какое счастье иметь возможность произнести это вслух!

– Обычно я твои шаги за милю слышу. – Том горбится, и в его голосе звучит неподдельная мука, потом он вновь распрямляется в полный рост, и моя рука соскальзывает ему на плечо. – Не подкрадывайся ко мне так больше.