Мое дерево не состарится. Рассказы - [4]

В дом к себе таинственная женщина никого не приглашала. Дети ее и внуки приезжали очень редко и у матери больше пары суток не жили. Сколько соседки не пытались выспросить у Алениной родни подробности ее жизни, ничего не выходило. Сыновья, худые и невысокие, похожие на мать, отшучивались. Невестки, очкастые и некрасивые, поджимали губы, давая понять, что сплетничать не намерены. А внуки и вовсе затыкали уши наушниками, выходя из обшарпанной калитки палисадника. Не докричишься.

Сама Алена частенько уезжала неизвестно куда и зачем. Иногда исчезала на несколько дней, иногда и на месяц. На чем уезжала и как возвращалась, соседи никогда не видали. Только по свету в мутных окошках нехорошего дома и понимали, дома хозяйка или опять в отлучке. Гости к Алене приходили странные. То на дорогой машине приедет дама в шубе до полу, то пропитый бомж юркнет в покосившуюся дверь. Иной раз и кортеж из черных джипов загораживал улицу. На прямой вопрос, что все эти люди ищут у нее дома, Алена кротко говорила:

— Лечу я людей. Я врач. С многолетним стажем.

Понятно, ни одна душа в поселке не верила, что старая карга выписывала своим гостям антибиотики и слабительное. Точно, колдует она там. А после того, как однажды Алена вылечила соседке сильный приступ артрита, просто сжав горячими, как кипяток руками больное колено, стало окончательно ясно, что ведьма и есть. Алену боялись и дома ее сторонились.

Новая социальная работница, Эллочка всем в поселке очень нравилась. Не девочка уже, но красивая, ухоженная и без снобизма. Вежливая, внимательная. Одевалась строго и просто, навещала старух по домам, выслушивала их беды, настоящие и мнимые, всегда старалась помочь. Те пенсионерки, что попроще, Эллочку просто любили. А те, что поумнее, уважали и даже немного побаивались. Была в этой сорокалетней женщине какая то неуловимая сила, пугающая и холодная. Как будто в перине, мягкой и теплой, был спрятан тонкий стальной клинок, едва ощутимый на ощупь. Сталь эта, беспощадная и смертоносная, проглядывалась редко. Но стоило Эллочке побеседовать, вежливо и спокойно с каким — нибудь наркоманом, отбирающим у бабушки пенсию или с дочерью, по пьяной лавочке поколачивающей старую мать, как буяны становились как шелковые. Да и участковая врач и патронажная медсестра по ее вызову являлись неукоснительно и денег у пациенток вымогать не смели. Ох, не простая была женщина Эллочка, совсем не простая.

В день, когда Эллочка собралась навестить Алену, стояла пыльная июльская жара. В полдень лавочки Косого переулка пустовали, все обычные заседательницы попрятались дома, в прохладной тени. Все да не все. В двух шагах от калитки Алениного дома соцработница столкнулась с бабой Ниной, толстой, склочной и громогласной предводительницей переулка. Баба Нина, облаченная в синтетический сарафан в васильках и маках, волокла по мостовой сумку-тележку, пыхтя и отдуваясь.

— Ты, милая, к Алене, штоль? — без лишних предисловий спросила Нина, и не давая собеседнице открыть рот, зачастила, обтирая багровое от жары лицо смятой косынкой — ты с ней поосторожнее. Она ведьма, все знают. Ты, милая, у нее не пей ничего и не ешь. И руками не давай себя трогать. У нее руки нехорошие. И не перечь ей, слышишь. А то проклянет, или еще чего хуже. Кладбищенской земли под порог насыплет или булавку подсунет заговоренную и все, пиши пропало.

Элла молчала, задумчиво разглядывая деревянный дом, спрятанный за зеленью двух старых заскорузлых яблонь внутри заросшего одуванчиками и лопухом двор. Дом покосился, синяя краска выгорела и облупилась, над крыльцом с прогнившими ступенями криво висел брезентовый навес. Ничего необычного она не чувствовала. Никакой угрозы или беспокойства. Дом как дом. Элла обошла словоохотливую бабу Нину и толкнула калитку. Двор был неухоженный, вокруг дома, как баррикады, высились сложенные в кучи остатки разнокалиберной мебели, железный лом неведомого происхождения и несколько пластиковых бочек с мутной водой. Поднявшись на крыльцо по скрипучим ступеням, Элла без раздумий постучала в дверь, покрытую струпьями облезшей краски, и дверь почти мгновенно отворилась. В проеме, темном после резкого полуденного света, стояла обычная худенькая старушка с розовом спортивном костюме. На ногах у нее были алые шлепанцы с огромными стразами. В руках у хозяйки была увесистая книга, заложенная ближе к концу пожелтевшим конвертом. Обычная старушка, подумала Элла.

— Проходите, — сказала Алена и пошла вперед, приглашая гостью пройти из темных узких сеней в единственную комнату с наглухо задернутыми шторами.

Привыкнув немного к полутьме, которую создавала настольная лампа, стоящая на какой-то тумбе в самом углу комнаты, Элла огляделась. Вся комната была уставлена шкафами, тумбами и комодами так, что посредине оставался крошечный пятачок, в котором стояло раскладное кресло и столик, размером со столовский поднос. На столике светил экраном роскошный ноутбук и лежал планшет. Все свободное пространство было забито книгами. В основном философские и религиозные трактаты, с удивлением отметила гостья, присаживаясь на предложенную хозяйкой низкую табуретку. Весь долгий, достаточно бестолковый разговор Элла разглядывала свою собеседницу, пытаясь понять, есть ли в ней какие то особые способности. Но нет, перед ней сидела обычная старуха, пусть и немного странная со своей белой косой на плече и оранжевыми огоньками в кошачьих глазах. Старуха, перескакивая с пятого на десятое, несла несусветную чушь. В седой голове хозяйки дома смешались детские воспоминания, мечты юности, христианство, буддизм и идеи социализма. Алена, сидя с ногами в кресле, рассказывала то про погибшего на войне отца, то о студенческой поездке на Соловки, то об изменах покойного мужа, то о каких-то монахах. Все эти истории она перемежала цитатами из Библии, историями о боге Вишну и об иудейском празднике Кущей. Элла спросила о книгах, желая унять хозяйское красноречие, но Алена вдруг встрепенулась и стала связно, с толком рассказывать, как всю жизнь занимается самообразованием, что книги выписывает по интернету, ездит на лекции и на семинары, даже и в Москву.