В России пьют, чтобы не думать,
Ведь если думать — тянет дунуть!
(автор)
Вздрогнув, я проснулся. Звук, который разбудил меня, был похож на отдаленный залп орудий. Я огляделся. Я лежал на пуховой перине, покрытый бархатным одеялом, подбитым мехом.
Кровать была необъятной и, причем, под балдахином и со шторами. Я слегка раздвинул их с левой стороны, и моему зрению представилась странная картинка: стены со штофной обивкой. В углу комнаты место для иконы с лампадой, но самой иконы не видно. С другой стороны стена покрыта старинным персидским ковром с изумительными узорами.
Я понял, что, скорее всего, при помощи каких-то волшебных или потусторонних сил, утратив чувство места и времени, я перенесся в неведомую мне эпоху. Почему-то в голову пришёл каламбур: я вдохновлен эпохою, а все остальное — в рифму…
— Но где я? Что я?
Я ощупал свое туловище, голову. Всё на месте: я не лыс, руки, ноги на месте! Я слез с кровати и начал искать зеркало. Оно было близко, только какое-то мутное. Я заглянул в него и был поражён! Потому что я совсем не узнал того, кого я в нем узрел: мужчина лет тридцати пяти, в шёлковом халате бордового цвета. Светлый шатен. Глаза голубые. Ноги стройные. Небольшие усы и бородка, почти как у блондина. На груди нет креста, но на тонкой светлой тесёмочке висит какой-то камень. Вроде талисмана. Что-то подсказало мне, что это сердолик. Камень был оранжево-красного оттенка и неправильной формы. Очевидно, что это какой-то колдовской камень или же оберег. Я попытался сосредоточиться. Но в голове было пусто. Пришли в голову какие-то странные стихи. Я не понял, о чём они, но я их запомнил:
Здравствуй, волшебная принцесса Ди!
Хотя бы на Том свете своё счастье найди!
Пусть это будет не постылый Чарльз,
а любящий Доди!
Ещё сделай шаг и к нему подойди.
Пусть он мусульманин, но тебя он любил.
Он был тебе предан и он не дебил.
Как трудно оправдываться, вроде.
Будь там счастлива с Доди!
Очевидно, что королевская семья — сплошные лицемеры,
И в этом вся Англия создавала примеры…
Я обошёл всю комнату. Она была огромна! У окна стоял массивный дубовый стол. На нём лежало несколько книг. Какие-то письма. Причём, все — рукописные. Я взял одно и, несмотря на слабый свет из окна, прочитал.
«Достославный князь Армавирский!
Мы, великия и непобедимыя Государь и Правитель Священной Русляндии, Яромир Третий, вселенскою милостию, жалуем тебе, достославный и храбрый наш спящий князь, за прежние твои заслуги и подвиги пред Отечеством нашим — Орден пресвятого и волшебного Иоанна с златыми подвесками. Лелеем надежду, что придет день, и ты воспрянешь ото сна и, получив новые силы, служить нам, буде то возможно, верою и правдою продолжишь…»
Тут в дверь комнаты робко постучали.
— Войдите, — ответил я.
В комнату бочком вошёл странного вида мужчина. Я бы даже скорее назвал его мужиком. Одет он был в цветастую линялую косоворотку неизвестного оттенка, коричневые, в жёлтую полоску, брюки, заправленные в грубые сапоги. Причёску имел он «под горшок». Имел седые усы и окладистую бороду лопатой.
Увидев мой изумленный взгляд, он упал на колени и запричитал:
— Барин, Ваша светлость! Никак проснулись! Святители!
Услышаны мольбы Вашей матушки и всей челяди!
— Постой! — перебил я его. — Ты кто?
— Как кто?! Я холоп Вашей Светлости, Егорий. Никак, три годочка ждали-то Вашего пробуждения! А батюшка Ваш, земля ему пухом, так и не дождамшись, почили в Бозе, не увидев Вас в добром здравии.
Далее, из бессвязного и отрывочного рассказа «холопа» я узнал, что являясь князем Русляндии, жил в поместье, но в пьяном виде упал с лошади и, лишившись чувств, с тех пор лежал в беспамятстве.
— Лекарь сказывал, что ничего не можно исделать. Дескать, кака-то у Вас, барил, лекарьгия …
— Летаргия, — тут же поправил я Егора.
Далее я выяснил, что служил при Дворе Его Величества, царя всея Русляндии, Яромира Третьего и был у него в милости.
Егор сказал, что с моего разрешения надо бы послать гонца к Государю с радостным известием.
— Завтра, барин, радость у нас великая!
— Какая радость?
— А, Марфин день! Энто когда замужним-то бабам дозволяется на год к любому иному женатому мужику-то перейтить! Однако, не дозволяется холопям более трёх баб имать аднамременно.
— Я тут, барин, одну солдатку приглядел. Мы уж и сговорились.
— Егор, а как же баре в этом случае себя ведут?
— А что баре? Баре вольны хучь сто баб иметь в одночасье. Потому, запрета нету. — И то правда сказать, что с той поры, как Солнышко наше, Яромир-то Третий, в Александрову Слободу жить укатил, со всеми своими новопричниками...
— Постой, постой! — перебил я Егора. — Это что же за новопричники такие? И когда это произошло?
— Да тому уж три годочка минуло, как Государь наш учал чудеса-то творить средь дня бела и даже посередь нощи…
— И что же это за чудеса? — спросил я.
— Да, бают, будто бы Государю-то, назад три года, его болярин Федька Смоленский, из земель Франкейских каку-то чудо-машинку привез, которая, ну, все желания сполняет. В народе слух прошёл, будто телегу злата за её отдали. А продал её Государю какой-то колдун франкейский с чудным именем. Вроде как
