Модноверие - [12]

Ну да, древний мудрый «Покон свободного русича-ария», то ли дарованный богами, то ли пришедший от великих предков, все говорили по-разному, но в любом случае незыблемый и священный для любого жителя деревни.

— Поэтому будешь наказан. Пойдешь в капище и замолишь свое прегрешение, — продолжила она. — Только сначала заглянешь к волхву Здравобору, пригласишь его к нам, все ему расскажешь.

Мирко кивнул.

— Тогда поспеши. Раз уж взялся спасать этого… это существо… то спасай.

Он кивнул второй раз и, выскочив из дома, понесся по улице; Буран с радостным лаем рванул следом.

У лекаря, как и прочих волхвов, было отдельное жилище, его маленький дом стоял у самого кладбища. Тут под навесом всегда сушились травы, а из дверей пахло очень странно, так резко и сильно, что хотелось чихать.

Мирко постучался, и Здравобор, высокий, сгорбленный, с седой бородкой, вышел на порог.

— Чужак… — протянул он, выслушав запыхавшегося мальчишку. — Недобрая весть. Ладно, я подойду.

Он шагнул обратно в сумрак жилища, а Мирко, повесив голову, побрел в сторону капища. Оставил позади кладбище, где среди прочих лежат родители, ушедшие в Ирий той суровой зимой, когда гневались боги.

Хотел было заглянуть на могилу, но потом решил, что нет, сначала надо отбыть наказание, а то нехорошо…

Замолить прегрешение — это не просто отстоять молитву перед каждым из ликов Триглава, ее еще нужно сопроводить пощечинами самому себе, да такими сильными, чтобы слезы брызнули.

«Гордые русичи никому не позволяют себя бить, — всегда говорил верховный волхв. — Кроме богов».

И пусть его сейчас в капище нет, и вообще там пусто, но пращуры смотрят, да и небожители наблюдают зоркими духовными очами, так что и речи нет о том, чтобы схалтурить, обмануть не тетку Светлану, а свою совесть…

Вступив в круг из деревянных изваяний, Мирко отвесил поясной поклон.

Вот он, Триглав, Род-Предвечный, Макошь-Родительница, Перун-Воитель. Поднимаются в небеса, подперты по бокам другими статуями: Симаргл, Сварог, Ярило, Даждьбог, Лель…

На сердце потеплело, как всегда в капище, накатила радость.

Опускаясь на колени перед Родом, Мирко знал, что замолит прегрешение, накажет сам себя, и все будет хорошо.

Дядьку Рината уложили поправляться в старой бане.

Новую в травень поставили, а прежнюю, покосившуюся да со сгнившими понизу венцами, пока не разобрали.

«С русичами его оставлять нельзя», — сказал волхв Огнеяр, вернувшись с сенокоса.

Мирко тогда еще удивился, почему, но тетка Светлана объяснила, что чужак, если судить по имени, не арийской крови, а еще может оказаться врагом, соглядатаем, присланным от крестоносцев или атеистов, чтобы все в деревне разглядеть и узнать.

«А ты за ним присмотришь, — решил Огнеяр. — Раз уж ты его к нам приволок».

Мирко задание сначала показалось в тягость — еще бы, сидеть в старой бане рядом с взрослым, да еще и незнакомцем, таскать воду, повязки на ране менять, поганое ведро выносить да следить, чтобы раненый снадобья вовремя принимал.

Но дядька Ринат оказался крепок, к вечеру очнулся, сам до ветра вышел, а на рассвете проснулся едва не здоровым.

— Доброе утро, — сказал он, когда Мирко заглянул в баню. — Ты меня спас? Верно?

— Ну да… — отозвался мальчик, неуверенно топчась у входа.

А вдруг и вправду атеист, обернется рогатым или зубастым чудищем и набросится? Или крестоносец, как выхватит горящий факел или начнет читать молитвы своему злобному, кровожадному богу?

— Спасибо, Мирослав, — слова эти прозвучали очень серьезно, а еще дядька Ринат протянул руку.

Мирко не сразу понял, что от него надо, а когда понял, не сразу решился пожать ладонь чужака. Но потом у него от сердца отлегло — всем известно, что порождения зла на благодарность не способны.

— А где я? — спросил дядька Ринат, когда и повязка на ране оказалась сменена, и принесенный Мирко завтрак уничтожен.

— У нас. В деревне.

— А как она называется?

— Ну просто… деревня… — Мирко пожал плечами. — Община свободных русичей.

Последнюю фразу слышал от кого-то из взрослых, и очень уж она ему понравилась.

Дядька Ринат хмыкнул, почесал щеку:

— А другие деревни ты знаешь?

Мирко помотал головой, отбарабанил как на уроке у волхва-наставника:

— Есть только одно место, где человек может жить под сенью истинной древней веры, и оно — там, где мы.

Дядька Ринат хмыкнул снова, черные глаза его недоверчиво блеснули:

— То есть вы с внешним миром не общаетесь? Телевизор? Сотовый? Радио? Газеты?

Мирко только глазами хлопал и башкой мотал, слушая незнакомые слова.

— Книги? — почти безнадежно вопросил чужак, и мальчик оживился.

— Да, конечно! — воскликнул он и гордо продолжил: — Мы тут все умеем читать! Русичу боги велят быть грамотным! У волхва-наставника много что есть, и «Велесова книга», и «Арийские веды», и «Славянские руны», и сказки брехуна Никития о предках… А еще у лекаря тоже, но он свои книги никому не дает!

Дядька Ринат спрятал лицо в ладони и всхлипнул, то ли заплакал, то ли засмеялся.

— Что? — спросил Мирко обиженно.

— Все хорошо, забудь об этом, — чужак убрал руки, и стало видно, что он улыбается, а глаза его сухие.

— А вы откуда?

— Я? — Дядька Ринат вновь поскреб щеку. — Как бы тебе объяснить. Вот смотри…