Модильяни - [52]

Что за отношения были между ними? Анна говорит об этом полунамеками: «Модильяни любил ночами бродить по Парижу и часто, заслышав его шаги в сонной тишине улицы, я подходила к окну и сквозь жалюзи следила за его тенью, медлившей под моими окнами». Только один раз приоткрывается покров тайны, похожей на признание в том, что она хотела бы значить для него больше, чем другие, проявляется ее темперамент и ревность, когда она презрительно упоминает «эта mrs. V. Н.» (именно так «V» вместо «В») — намек на Беатрису Хестингс (Beatrice Hastings), английскую любовницу Амедео, с которой у него была длительная и бурная связь.

Но самым впечатляющим в этих воспоминаниях был следующий рассказ: «Как-то раз мы, вероятно, плохо сговорились, и я, зайдя за Модильяни, не застала его и решила подождать его несколько минут. У меня в руках была охапка красных роз. Окно над запертыми воротами мастерской было открыто. Я, от нечего делать, стала бросать в мастерскую цветы. Не дождавшись Модильяни, я ушла. Когда мы встретились, он выразил недоумение, как я могла попасть в запертую комнату, когда ключ был у него. Я объяснила, как было дело. «Не может быть — они так красиво лежали…» Сказано ничего и сказано все. Несостоявшееся свидание, маленькая комната на Сите-Фальгьер. Закрытая дверь, и розы, лежащие на полу, как символ любви Анны и Амедео.

Любовь к Анне Ахматовой была нежным лучом в сумраке его тогдашней жизни. Нет художника, который смог бы так долго существовать в условиях неопределенности. Речь идет не только об успехе и деньгах, но и о признании, некоем статусе, доказательстве того, что это — действительно талант. Вот в чем истинная причина многих странных поступков Амедео.

Как-то вечером Макс Жакоб пригласил его на ужин в маленький ресторанчик. Пока его друг рассуждал о кубизме и философии, Модильяни был отрешен, но потом и вдруг начал посматривать в сторону на двух девушек, сидящих за соседним столиком. Гомосексуалист Макс стал испытывать дискомфорт и наконец сказал ему: «Слушай, Дедо, если эти курицы тебя интересуют больше, чем философия, ты ничего не будешь стоить как художник».

Порядком опьяневший Амедео ударил кулаком по столу, разбив бутылку с вином, и закричал: «Я здесь не для того, чтобы позволять оскорблять себя мерзкому французскому еврею». Повернулся на каблуках и в гневе покинул заведение. Макс остался невозмутим, заказал другую бутылку и начал выкладывать на стол какие-то рисунки из альбома. Спустя десять минут последовало второе пришествие Дедо. Спокойный, он подошел к столу и кротко произнес: «Послушай, старик, у тебя случайно не найдется несколько франков взаймы?» Жакоб долго рылся в карманах, ему удалось обнаружить четыре франка, из них он взял два, остальные дал Амедео. Модильяни спрятал их в карман и ушел, не сказав ни слова.

Слухи об эпизодах, похожих на этот, передавались из уст в уста, преувеличивая и без того неприглядную репутацию Амедео, приписывая ему дурную славу, создавая вокруг него ореол скандальности. Луи Латурет вспоминает, что когда Модильяни должен был оставить помещение на площади Жана Батиста Клемана, хозяин требовал за проживание денег. Тогда Моди собрал все рисунки и сжег их на террасе. Когда его спросили о том, почему он так поступил, он ответил: «Это всё вещи, которые ничего не стоят».

Весной 1911 года Латурет пошел проведать его и спросил, есть ли у него что-нибудь новое. Амедео ответил: «В своем воображении я пишу не менее трех картин в день, так зачем же тратить холсты? Все равно их никто не купит». Вот истоки этих филиппик, резких выходок, беспричинных вспышек гнева, экзальтированности, потери самоконтроля. Кипящий внутри котел прорывался наружу, когда Модильяни скандалил на людях, когда его вышвыривали из квартир, арестовывали за пьянство и дебош, из-за чего он должен был проводить ночи в полицейском участке, когда он кидался на трамвайные рельсы с криком, чтобы ему дали умереть.

Почти непереносимые душевные страдания объясняют и паузы в работе, когда он целый день бесцельно шляется по Парижу и к полудню уже пьян. Увы, некоторые черты его характера подчас становились главным его препятствием на пути к успеху. Будь он более покладистым, он мог бы рисовать уголки Парижа, как это делал Утрилло, копируя открытки или рисуя натюрморты, — закончив картину, можно было бы тут же и пообедать, как говорится, наглядным материалом.

Но все, чем он обладал, у Моди было только в замыслах: портреты, прежде всего женские задрапированные комнаты, даже не комнаты, а фон, один только цвет, который передает трепетную вибрацию живого женского тела…

Глава 12 ПАРАДОКС АМЕДЕО

В 1912 году Модильяни выставляет в Осеннем салоне семь голов, высеченных из камня, которые литовский скульптор Жак Липшиц описывает так: «В то время он еще занимался скульптурой и мне было любопытно посмотреть его работы. Когда я пришел к нему, он был во дворе. Несколько каменных голов, кажется, пять, были установлены перед мастерской. Он их сгруппировал. Мне кажется, что я опять вижу его склоненным к этим скульптурам, в то время как он объясняет мне, что, по его замыслу, эти головы составляют единый ансамбль».