Модильяни - [48]

В общем, его пребывание дома не было безоблачным, что и послужило возможной причиной того, что во второй половине сентября он, воодушевленный, вернулся во Францию. В этот 1909 год Модильяни пишет мало. Всего около шести картин, по мнению одних критиков; восемнадцать вместе с незаконченными работами и набросками, по мнению других. В последующие годы их будет еще меньше, вплоть до 1914 года.

По приезде в Париж он поселился на Сите-Фальгьер и несколько дней спустя отослал Полю Александру записку: «Дорогой Поль, я уже неделю в Париже. Напрасно приходил на авеню Малакофф. Очень хотел бы тебя видеть. От всего сердца. Модильяни». Он вскоре увидится с другом, который пополнит свою коллекцию новой картиной «Нищий из Ливорно». Она, как и многие другие, осталась без покупателя…

Глава 11 КРОХОТНЫЙ УСПЕХ

Пять лет, с 1909 года до начала Первой мировой войны, по всей видимости, оказались самыми тяжелыми в жизни Модильяни. Иллюзии исчезли без следа, поиски своего почерка продолжились, но все его устремления натыкались на стену непонимания и отчуждения.

Эти годы наложили на жизнь художника неизгладимый отпечаток. Именно тогда возник ужасающий стереотип, который потом возьмут на вооружение многочисленные биографы: не просыхающий ни дня, одурманенный гашишем, нищий, драчливый, больной человек без будущего, который в неполные тридцать лет выглядит развалиной. Впрочем, доподлинных свидетельств, которые бы подтверждали эти слова, не существует. Несколько воспоминаний, в некоторых случаях забавных, в некоторых — грустных, в конце концов сводятся к довольно привычному списку скандалов. Но скандалы, ссоры и даже драки — не что иное, как проявления инфантильности, скрывающие в своей сути симптомы крайнего разочарования.

События тех лет нужно восстанавливать по крупицам, стараясь не нарушать последовательности и хронологии. Иначе получается некий калейдоскоп, в котором жизнь разбита на сотни осколков, не складывающихся в целостную картину. Итак, остановимся на психологическом состоянии Модильяни — возможно, оно даст нам ключ к пониманию некоторых его поступков. Неуверенность в себе говорит о ранимости его натуры. Чтобы найти свой путь в искусстве, ему необходимо преодолеть множество препятствий и потратить уйму времени, гораздо больше, чем другим. Это нервирует Модильяни, приводит к срывам. Что же дает ему силы продолжать начатое?

Одним из секретов его жизнестойкости, возможно, главным, была его самонадеянность или, по выражению дочери Джованны, «отчаянная и трагическая дерзость». Дерзость, сопровождаемая вспышками радости, депрессии и возбуждения, заставляет его совершать безрассудные поступки. Безрассудство — удел избранных, удел гениев. По крайней мере, так думает Модильяни, пристально вглядывающийся в беспросветный сумрак безмолвия, окутавший его имя.

С другой стороны, он не мог не испытывать досады от осознания своей физической немощи. Ведь тот объем работы, с которым он управлялся играючи, особенно когда на него снисходило вдохновение, подпитывался изрядными дозами алкоголя, наркотиков и женской ласки. В нем идет непрестанная и мучительная борьба разных начал: болезненной мечтательности и синдрома неудачника, упорства победителя и частых приступов отчаяния. Все это сосуществует в нем, изматывая душу, отнимая силы.

И все-таки чем можно объяснить факт отчуждения его от круга художников и упорного непризнания публикой? Постараемся, насколько возможно, ответить на этот вопрос. Довольно узкий круг немногочисленных друзей знал, что в Париже работает художник по имени Амедео Модильяни. Прошло четыре года с момента его приезда в Париж, когда на XXVI Салоне независимых, прошедшем с 18 марта по 1 мая 1910 года, были показаны шесть его работ. Каталог сообщает: «Модильяни (Амедей). Итальянец, 14 Сите-Фалыъер, Париж. Представлены два наброска, среди которых портрет Биче Боралеви, картины «Лунный свет», «Нищий из Ливорно», «Нищенка» и «Виолончелист».

«Виолончелист», портрет музыканта, написанный под несомненным влиянием Сезанна, был отмечен Аполлинером, который отозвался краткой рецензией, а также писателем и критиком Андре Сальмоном. Согласно семейной легенде, была еще одна полноценная и весьма благожелательная рецензия критика и искусствоведа Арсена Александра (однофамильца Поля и Жана Александров), от которой, однако, не осталось и следа. Возможно, речь шла о каком-то устном отзыве, из тех, что говорятся в дружеском кругу.

Дело обстоит, видимо, следующим образом. Скорее всего Модильяни удостоился небольшого отклика, а не полноценного критического разбора, но собственное имя, напечатанное в газетах, доставило ему величайшую радость. Когда ему передали благожелательные отклики, он с энтузиазмом воскликнул: «Как я их потряс!» Некоторое время Амедео живет радужными мечтами о неминуемом признании. Потом он, наконец, осознает, что в его жизни ничего, в сущности, не изменилось и его картины все так же никто не хочет покупать.

Для «Виолончелиста» Дедо позировал молодой музыкант. Это был юноша, также проживавший на Сите-Фальгьер и, возможно, ожидавший работы в симфоническом оркестре. Он был еще беднее Амедео, и, по словам Джованны, «…сеансы позирования позволяли бедняге упражняться в игре в тепле возле печки, которая топилась дровами». Юноша написан в профиль, его бледный изнуренный вид оттеняется чернотой бороды, которая обрамляет щеки, и зеленоватыми тонами, исходящими от фона картины. Для этого полотна Модильяни использовал подготовительный эскиз — портрет Бранкузи, который, неизвестно почему, так и остался незаконченным.