Мода на короля Умберто - [41]

Мало кто догадывался, что директору не доставляли удовольствия душеспасительные разговоры. Лучше бы он пригласил людей в кабинет, ознакомил бы с делом, авось и помощь какую-нибудь выговорил бы. Но… не получалось! Всякий раз, напутствуя, он чувствовал неприятный холодок внутри. Тем сильнее, чем заметнее суетились сопровождающие, стараясь поскорей вырваться из-под надзора.

Особенно строго предупреждал он перед охотой на лося или кабана. Давным-давно вывел Новожилов для себя закон: чем крупнее дичь, тем крупнее браконьеры, а чем крупнее браконьеры, тем больше они себе позволяют. Сначала норовят залить егеря коньяком или водкой, а потом лупят, что понравится. Если собственное, новожиловское, начальство бьет благородного оленя, на которого охота вообще запрещена, что же могут угрохать представители республиканского главка?! Задастся неразрешимым вопросом — и возблагодарит природу: уберегла, мудрая, от разведения слонов.

5

В тишине странная усадьба преображается словно по волшебству. Начинает шевелиться, двигаться, подавать голоса. Из веничных хаток выскакивают кролики, а из дупел вылетают птицы. Дятлов еще отличишь. Названия других скажет потом сам хранитель усадьбы: «Большая сине-голубая, неписаной красоты — сизоворонка, а с длинным клювом и пестрым хохлом на голове — удод». И камни, оказывается, не просто так лежат, а для птицы каменки, которая устраивает в них гнездо. Даже коридорное окно в доме оставлено разбитым вовсе не от бесхозяйственности: через него снует челноком ласточка — в комнате она слепила гнездо и теперь носит корм птенцам.

И уже нет сомнения: всё на усадьбе специально приспособлено к тому, чтобы служило дикой природе, — и сухая прошлогодняя трава, и родник, и песчаная коса, и деревья.

Бросив взгляд за ограду, видишь соседнюю землю. И она представляется скучной и голой. Ведь над ней не порхают бабочки, делая сам воздух цветным и трепещущим, не гудят синие пчелы-плотники и темно-лакированные жуки, не цепенеют в воздухе мухи-журчалки. Трава вытоптана и съедена козами; кроме осоки, поблизости ничего не растет. И ни огороди Новожилов землю для насекомых, не уцелел бы в здешних краях богомол, который крохотным зеленым истуканом сидел в траве, молитвенно поджидая добычу, не прятались бы под кочками бронзово-зеленые жужелицы-бегунчики с чернильно-золотыми брюшками, точно отлитые напоказ, не тузили бы друг друга, борясь за дубовый сок, огромные жуки-олени.

За оградой простиралась голая земля.

Сколько же было недовольных, когда отвели этот участок! «Какой еще микрозаповедник?! А коз где пасти? Ведь это же деньги. Будущие пуховые платки!» И, не дожидаясь троицы, потянулись благообразные старушки на охотничью усадьбу с зелеными вениками. В них упрятывали ошептанные клинышки. Но не брала порча Новожилова. И присмирели бабули: видно, силен антихрист. Раз церковь отдали под склад удобрений, а крест своротили, затянув железной удавкой да протащив трактором по земле, дивно ли, что у божьей твари — бедненьких козочек — заступника нет? И осеняли себя святым знамением: нет его и у претерпевшего господа!

Куда уж дальше?.. Новая свиная ферма поставлена в аккурат рядом с памятником вечной славы:

Дорогим сухоерикским станичникам,

ушедшим на войну с Японией в 1904 году.

Оставшиеся на поле сражения,

приветствуем ваши имена.

Памятник стоит разоренный, извоженный. Куда-то подевался тесаный камень. «Куда-то!.. — рассердился Новожилов. — Если такие благочестивые, лучше глядите под ноги — на дорожки собственных садов, да еще наведайтесь на свои мельницы, рассмотрите, из чего жернова. А еще к богу взываете! Он за свой мир в ответе, а не за идиотов, которые истребляют его».

А далеко-далеко, где виднелся низкий лесок, опять начиналась охранная территория. Она называлась зоной покоя.

6

Директор хорошо помнит день, когда его вызвали к новому секретарю райкома Москалеву. По дороге в город машина, на которой он ехал, застряла, и, помогая шоферу ее выталкивать, он испачкал свою новую лесную форму. Долго вытирал зеленоватое сукно платком, прежде чем вошел в тепло-коричневую приемную и ступил на мягкую, словно мох, дорожку. Новожилов захотел тогда даже снять туфли, но пол рядом, светлый, блестящий, в котором желтыми кувшинками плыли отражения люстр, показался еще чище.

Чистотой сиял и Москалев: белая рубашка, серый костюм.

Прежде директор видел его всего один раз. Месяц назад, только назначенный, Москалев объезжал район, знакомился с людьми, обстановкой. Наведывался и в Сухой Ерик. Сопровождал его какой-то городской начальник, тоже, как и секретарь, в кожаном пальто. Рядом с ним, еще нестарым, но тучным и важным, с презрительно выпяченной нижней губой, выглядел секретарь по-особенному молодо, хотя было ему лет сорок.

Новожилов водил гостей по усадьбе, показывал домашний зоопарк и, начав между делом разговор об охоте, неожиданно услышал от нового секретаря собственную любимую фразу: «На охоте, как в бане, все равны!» Это очень понравилось ему, как и осведомленность секретаря в заботах хозяйства. Уезжая, Москалев приглашал к себе, заверив, что партия всегда поддерживала и будет поддерживать охрану природы, главное — руководителям не замыкаться в себе. Однако Новожилов не торопился с ответным визитом. И вот дождался — вызвали телеграммой.