Мобилизованное Средневековье. Том 1. Медиевализм и национальная идеология в Центрально-Восточной Европе и на Балканах - [175]

Вместе с тем именно с этим историческим периодом — периодом социалистической Югославии — связано зарождение новой дуваньской мифологемы, которая вступила в свои права уже после распада федеративного государства. Ее творцом стал хорватский историк-эмигрант, уроженец Боснии, Доминик Мандич, проживавший в то время в США. Францисканский монах, долгое время занимавший высокие посты в иерархии ордена, Мандич был не только представителем социального слоя, глубоко чуждого коммунистической власти, но и сознательным оппонентом и критиком коммунистического режима.

В этом смысле чрезвычайно показательной для характеристики культурной атмосферы эпохи и скрывавшихся за ней дискурсов является полемика, развернувшаяся на историографическом поле между Мандичем и ведущей хорватской исследовательницей-медиевисткой Надой Клаич, работавшей в Загребском университете. Работы Клаич, отличавшиеся высоким градусом критичности по отношению к историографическим схемам предшествующего периода, нередко затрагивали важные мифологемы хорватского национализма, такие, например, как представление об изначально хорватском характере средневекового Боснийского государства. Мандич же, напротив, выступал в роли горячего сторонника и неутомимого адвоката этого комплекса мифологем, особенно в боснийском вопросе[1178]. Получив уже в довольно пожилом возрасте возможность сфокусироваться на историографическом поприще, Мандич написал целый ряд статей и книг, посвященных главным образом средневековой истории Хорватии и Боснии.

Собору на Дуваньском поле Мандич в 1957 г. посвятил специальное исследование, в котором подверг критике все существовавшие на тот момент в историографии интерпретации этого легендарного события, включая вошедшее в канонический вариант хорватского исторического нарратива отождествление коронации Светопелека с коронацией Томислава. Интерпретация события, предложенная Мандичем, резко выбивалась из историографического контекста середины XX в.: подобно хорватским авторам эпохи барокко, он отнес описываемые в летописи события к «темным векам» истории Далмации[1179], однако в отличие от своих далеких предшественников снабдил свой тезис многослойной и внешне довольно убедительной аргументацией. В отличие от ряда других исследователей, Мандич считал, что в «Хорватской хронике» отразился протограф «Летописи попа Дуклянина» — упоминаемое дуклянским летописцем во введении славянское сочинение «Libellus Gothorum», которое он перевел на латынь. Мандич полагал, что этот славянский протограф не был произведением самого летописца, а был создан в Дукле около 1077 г., причем интерпретировал его как хорватское историческое сочинение, так как, главным образом на основе традиции о «Червонной Хорватии», присутствующей в летописи, считал Дуклю хорватским политическим организмом, в XI столетии лидировавшим среди хорватских княжеств. При этом, фактически отождествляя описываемое летописное готско-славянское королевство с Хорватией эпохи «темных веков», Мандич полагал, что в основе известий первых глав летописи лежит еще более древняя хорватская хроника, будто бы созданная в VIII — начале IX в.[1180]

Справедливо обратив внимание на то, что отнесение описываемых в 9-й главе событий ко второй половине IX в., основанное главным образом на упоминании в главе св. Кирилла, не согласуется с внутренней хронологией летописи[1181], Мандич исходил из предположения о том, что тексты 8-й и 9-й глав подверглись редактированию. В результате появились имена Кирилла и Светопелека, связанные с великоморавской традицией. Подлинным же именем короля было имя Будимир, сохранившееся в «Хорватской хронике»[1182]. Мандич также придал большое значение таким деталям летописного рассказа, как присутствие на соборе послов папы и императора (что предполагало, по его мнению, наличие дружественных отношений между Римским престолом и Константинополем), участие в соборе романского населения из внутренних районов и сам характер собора, в котором участвовали все свободные жители, а также обширная территория державы Будимира.

Все это, по мнению Мандича, говорило о том, что собор не мог состояться в IX–XI вв. Определенная Мандичем точная дата собора, 753 г., основывалась главным образом на отождествлении упоминаемых в «Хорватской хронике» папы Стефана и императора Константина с папой Стефаном II (752–757 гг.) и императором Константином V (741–775 гг.), а также на соображении, что соглашение папы Стефана II с Пипином Коротким в 754 г. не могло не сказаться негативно на отношениях Рима с Византией. Таким образом, из работы Мандича вытекало, что Хорватское королевство конституировалось не в 925 г., а почти двумя веками ранее, в 753 г. При этом оно было гораздо более обширным, чем то Хорватское королевство 925 г., образ которого содержался в канонической версии хорватского нарратива, сложившейся во второй половине XIX в., ведь, отождествив летописное готско-славянское королевство с древней Хорватией, Мандич рисовал государство, протянувшееся вдоль Адриатического моря от Винодола на северо западе Хорватии до города Влёра в южной Албании. В его состав входила Босния, а Сербия находилась под покровительством хорватского короля.