Многоножка - [8]

— Ну, хотели. Я Свету переубедила пока что не делать этого.

Бабушка странно на неё посмотрела.

— И что ты собираешься делать, возрождать его?

— Ну, не то, чтобы прямо «возрождать»… — смутилась Тамара. — Но если я попробую сделать так, чтобы там снова играли спектакли и привлеку туда людей… Ну может и получится что-то.

— А что ж Света сама не привлечёт?

— Мне кажется, она совсем уже ни во что не верит. И других дел у неё по горло — отец, вон, в больнице. Вот она и отчаялась…

— Ну это ты, конечно, ношу на себя взвалишь, если возьмёшься. Справишься на трёх-то ногах?

— А если не взвалю — то пожалею потом! — ответила Тамара со вспыхнувшей вдруг решительностью. — Я давно хотела в театре играть, а в школьном одни дылды…

«Вернее будет сказать — одна дылда, но и её с головой хватает».

— …а тут — всего лишь какой-то недостаток людей! Да наберу кого-нибудь и…

— Не так это просто, Тамарище, — вздохнула бабушка, потерев пальцем один глаз. — Ты думаешь — легко было Светиному папе всё на себе тащить да всех вокруг себя держать? Это человеком нужно быть с большой буквы. Таких людей, — вздохнула она с какой-то неведомой ностальгией, — один на мильён…

— Ну и пусть, что я не такая, как он, — упорно сказала Тамара. — Но ведь кто-то же должен сделать хоть что-нибудь…

«И это обязательно должна быть трёхногая?» — спросил из своего угла Стикер, а потом без каких-либо причин скользнул по стене и рухнул на пол.

— Ничего, — сказала Тамара бабушке, которая уже подскочила, чтобы его подобрать. — Пускай полежит. Он наказан.

Стикер что-то ворчал с пола, но Тамара, болтая с бабушкой, предпочла его не слушать. Всё равно не скажет ничего полезного.

За окнами увядала расцветающая осень.

В воскресенье, расправившись с домашним заданием, Тамара отправилась в общежитие к Задире Робби, собираясь позвать его в «Стаккато». Робби был многосторонней личностью, так что его способностей наверняка хватило бы на то, чтобы спасти театральный клуб. Так, по крайней мере, думала Тамара.

Общежитие, где обитал Задира, располагалось недалеко от её школы.

Позвонив в домофон, Тамара подождала трёх гудков, а затем, когда резко наступила тишина, торжественно произнесла:

— Многоножка на линии, срочное дело.

— Проходи, — тут же понял Робби, открывая ей дверь.

…Перед Тамарой он предстал в длинной и мятой серой футболке, огромных шортах и с волосами на ногах и на голове (и там, и там они были взъерошены, как будто Робби только что шарахнуло током).

В квартире, помимо Задиры, жило ещё несколько человек. Все они знали Тамару в лицо, но ни с кем из них она особенно не дружила.

В комнате Робби — бардачной и свалочной — был перманентный железный беспорядок. Железный — вовсе не из-за того, что «непреклонный», а из-за того, что состоял по большей части из металла, с которым Робби любил экспериментировать. В тот день, к примеру, на захламлённом рабочем столе (где стоял компьютер, из которого играла музыка) лежала большая блестящая пластина, на которой остывал паяльник. Он источал характерный запах плавленого железа, расплывавшийся по всей комнате.

— Чем ты тут занят? — удивилась Тамара, проходя внутрь. Робби подставил ей стул, одним махом освободив его от лежащих на нём вещей.

Здесь стоит отметить, что почти везде, где часто бывала Тамара, у неё были собственные стулья и табуретки. К примеру, дома на кухне у неё был Табуретус с мягким седалищем. В квартире бабушки — резной Треуглорет из тёмного дерева, отличный от других вырезанным посередине седалища небольшим — с палец сторона — треугольным отверстием. Кто, когда и зачем его вырезал — неизвестно, известно лишь, что шалость удалась. Даже в школе у неё был отдельный стул, Жуйкин. Тамара отличала его по плотно прилипшим к нижней стороне седалища трём жвачкам, поставленным в ровный ряд и уже давно превратившимся в окаменелости.

Что до квартиры Робби — то Задира собственноручно изготовил для неё совершенно особенное сиденье, деревянное, на шести стальных ногах, с удобной спинкой и даже крючком для Стикера. Зная Тамарину привычку давать вещам имена, Робби окрестил своё творение Мсье Многоногом. А Тамару, севшую на него, Робби с тех пор стал в шутку звать Многоножкой.

Ей нравилось.

— У меня как раз шёл процесс, поэтому я отключил телефон, — объяснил Робби, проходя к своему столу.

— А что именно ты хотел сделать? — спросила Тамара, пододвигая к себе Мсье Многонога и аккуратно на него присаживаясь.

— Да балуюсь… Хочу понять, как это вообще происходит, а то скоро тридцать, а я с паяльником ни гу-гу… А ты-то что пришла?

— А! Слушай, очень важное дело. Слышал когда-нибудь про «Стаккато»?

И Тамара пересказала ему то, что вчера рассказывала бабушке — про Свету, её театральный клуб, закрытие и её, собственно, обещание Свете найти новых участников.

— Ты хотел бы вступить, Задира? — спросила, наконец, Тамара. — Будем выступать на сцене и…

— А ты уверена, что сможешь? — Робби взглядом указал на Стикера и на Тамарины ноги. Та нахмурила брови.

— Конечно смогу! Я всё смогу и не смей мне доказывать обратное! Я пришла тебя пригласить. Пошли со мной! Сыграешь на сцене. Новый опыт, впечатления, всё такое…