Многоцветные времена [Авторский сборник] - [17]

Быстрота, художественность и, при желании, гарантия тайны

— В какой чепухе мы варимся, — сказала Нюра брезгливо, — и никто не хочет другого. Мы глупы и ленивы. Как странно, у тебя, Хопараки, собрались все… все англичанки, кроме… — Она показала на Тину Орлик.

— Уже, — ответила Тина, пожелтев, — летчик. Летает, как бог. Его зовут Даркнесом. Я улечу с ним в Англию.

— В городе говорят о тайных убийствах, — начала Хопараки, — я встретила армянина знакомого. Он трясся как болонка. Он уверен — будет резня.

— Опять Ханхойский и Джеванширов, опять будут громить магазины и отрубать головы. Боже мой! — закричала Ксения. — Я не переживу. Тогда был такой ужас…

…— Девочки, — сказала Изабелла, — я собрала вас, английских жен, мы одной группы, до других нам нет дела. Я хочу вам сказать такое… Дайте слово никому не проболтаться.

Она подошла к двери, закрыла ее на ключ, опустила занавески на окнах, и речь ее перешла в шепот:

— Англичане решили оставить Баку.

— Как оставить? Как оставить Баку? — закричали все. — А мы?

— Я просила бы не кричать.

— Они прогадали на нефти, — зашептала Ольга Агеевна. — Мои капитан говорит, что он стал почти саламандрой. Нефть некуда девать. И все промысла могут взорвать большевики в одну ночь. Там, на промыслах, все большевики.

— Конечно, они боятся красных, — восторженно запищала Хопараки. — Помните, как убежал от турок генерал Денстервиль. Их так мало, а турок и большевиков сотни тысяч.

— Хопараки! — воскликнула гневно Нюра. — Как почти англичанка и жена офицера, я не позволю говорить провокационные слова в моем присутствии.

— Нюра, успокойтесь! Не будем обращать внимания на наше волнение. Мы должны уехать вместе с ними — вот главное…

— Мы должны уехать все. Что это?

В комнату пахнуло холодом, занавески зашатались.

— Это дождь, — просто сказала Нюра.

— Возьмем с наших мужей честное слово, — предложила Тина Орлик.

Тут заговорили все разом.

— У них дисциплина, а мы не можем воевать. Бумер почти мальчик, ему надоела война.

— Мальчишество! Я предлагаю депутацию.

— Депутация! Это пахнет большевиками.

— Не говорите глупости в такую минуту. Я предлагаю двум из нас пойти к генералу.

— Вас не пустят.

— Нас? — сказала Изабелла, точно хлопнула генерала по плечу. — Посмотрим, как нас не пустят. Надо идти сейчас же.

— Но ведь на улице дождь.

— Тут недалеко. Я думаю, пойти нужно Изабелле и Хопараки. Они ближе знакомы с генералом.

Хопараки отвернулась. Изабелла приняла вызов и засверкала лошадиной челюстью.

— Не знаю, как вы, но я верю в Бумера, как в себя, — сказала Ксения.

— Честь и Англия — это одно и то же! — воскликнула Тина Орлик, смотря на потолок, точно там витал ее авиатор.

Дождь ворвался в комнату и залил столик с персидской птицей.

Бакинский дождь мало чем отличался от дождей других стран. Может быть, он упорней. Он оглушает листву, заливает улицы, проникает в карманы прохожих. Он прерывает свой бег, ударяясь в серую стену гостиницы. Здесь живет глава английской оккупации.

Перед крытым подъездом ходят парные часовые. Днем перед ними стоит восхищенная, смущенная своим восхищением обывательская толпа. Часовые шагают, как заведенные, один мимо другого в разные стороны, но, пройдя до конца площадки, разом поворачиваются и снова продолжают свою гвардейскую шагистику. Простой секрет их одновременного поворота можно разгадать через минуту. Но эти вычищенные, как ножи, фигуры блестят ремнями, пряжками, патронташами, новыми лиэнфельдовскими ружьями, сапогами и сытыми щеками. Они — олицетворение несокрушимости. Они недостижимы и прекрасны.

Теперь, когда никого нет на улицах, они ходят быстрей и не так внимательно, им в лицо хлещет дождь, их обступила темнота и пробирает прохлада. На ходу, встречаясь, они говорят быстро:

— Что будет на ужин, Билль?

— Икра опять.

— Опять икра? Мое брюхо не телега, чтобы его подмазывать селедочной мазью. Когда мы бросим это проклятое заведение?

— Когда генерал накупит себе ковров на всю квартиру.

— Тсс, — говорят они, — там кто-то идет…

Генерал сидит наверху в теплой комнате. Он великолепен. На его лице усталость счастливого завоевателя. Черная сигара качается между его пальцев, и кончик ее покровительственно направлен на раболепного лысого человека. Человек развертывает темный ковер, и глухое урчание восторженно проходит в горле генерала. Лысый человек доволен тоже. Если бы у него был хвост, он закрутился бы и распушился сейчас.

— Это ценно. Это красиво, — тянет, восхищаясь, генерал, — это не ковер. Это маленький капитал.

— Генерал, — лепечет лысый человек, — вы охрана нации. Разрешите вам… Защитнику Азербайджана… На память о дне… о днях… мы очень любим Англию, генерал.

Он пятится, виляя невидимым хвостом, к двери. Ковер смущенно лежит у ног генерала. Генерал прищуривается и сбрасывает пепел.

— Это смешно. Забавно. Я напишу об этом в мемуарах. Это любопытно. Даркнес! — говорит он в глубину комнаты. — Мой дорогой Даркнес, мы уходим из Баку.

Высокий летчик сдвигает вместе каблуки.

— Да, генерал!

— Мы хорошо пожили здесь, Даркнес.

— Да, генерал… Мне жаль одного. Разрешите говорить?

— Говорите!

— Мне жаль бросать этим русским наши ангары в Петровске. Они пойдут на дрова. Им нечего ставить в них, генерал.