Мне снится королевство - [3]

— Здравствуй... Не сидится дома — погода-то какая... Что ж, мы еще и полечку спляшем...

— Это верно... День как на заказ... Народу соберется видимо-невидимо...

Пока отец болтает с соседом, я разглядываю гостей, исподтишка, через плечо. Вдруг меня точно кипятком обдали, сердце громко-громко заколотилось под выходной сорочкой. Неужели в бричке сидит Салю́те? Та самая, с которой я зимой бегаю в школу, та, которая со мной водится, играет, иногда приносит из дома кусочек необыкновенно пышного, сладкого пирога... Я глазам своим не верю. Отворачиваюсь, зажмуриваюсь, но все равно так и вижу ее — в воздушном белом платье, перехваченном серебряным кушачком, с распущенными золотистыми волосами... От белого платья еще ярче кажутся ее румяные щеки, васильковые глаза горят, будто два синих огонька. Честное слово, никогда я ее такой не видел!

— Гони, Доминикас, не мешкай, гости ждут, — сказал отец.

— И то верно, — с удовольствием кивнул дядя Доминикас и взмахнул кнутом. Жеребец словно только того и ждал — с места рванул вскачь и унес, точно пушинку, полную бричку расфуфыренных гостей. Только взметнулась пыль, замелькали копыта, и умчалось вдаль белоснежное платье, золотые волосы...

Наконец мы пришли в рощу, где устраивалось гулянье. Народу в самом деле тьма. И пешие, и конные, и с семьями, и поодиночке. Жидкая рощица гудит, как потревоженный улей. Мама и отец здороваются со знакомыми, останавливаются поговорить. Все рады, все в чистой, праздничной одежде, улыбаются.

Мы заняли места на длинной лавке почти у самой сцены. Очень это занятная штука — сцена. Я даже сунулся к занавесу, подлез под него, но какой-то загримированный артист живенько выставил меня оттуда. Около сцены на толстом березовом стволе висело объявление. Вот что я прочитал: «Драма в пяти действиях «Орлеанская дева».

— Кого я вижу! Пранукас! Уж не снится ли мне, а?

Сквозь плотную толпу к нам пробился Костас, а с ним еще какие-то парни. Что я говорил! Конечно, им не до сна — все тут как тут, пиджаки нараспашку, в петлице по цветку. Костас поздоровался с моими родителями.

— А Пранукас-то, Пранукас у вас какой! Славно разодел его Матаушас... Сразу видна рука мастера.

— Это же Мурлыка! — улыбнулся отец. Потом, уже без улыбки, сказал: — После представления заходи к нам, Костас. Я пиво сделал, да и поговорить надо... Не забудь, слышишь!

— Загляну на минутку... Вечеринку устраиваем...

— Мало вам гулянья?

— Гулянье только до темноты. А дальше что?

— Больно уж ты неуемный, Костас.

— Не жалуюсь, дяденька. — Костас оскалил зубы и повернулся ко мне. — Раз уж ты у нас такой молодец, на вот, возьми! — Костас вынул у себя из петлицы пышный пион и дал мне: — Приколи на лацкан и айда со мной, угощаю «весельтерской», леший тебя возьми!

На гулянье можно накупить чего только душа желает. На длинных столах целые горы конфет, пахучих пряников, розовых леденцовых петушков. А гирлянды из бубликов, снизки колбас, какие-то жбаны, кувшины с прохладительным!.. Костас подвел меня к одному такому столу, брякнул на него монетку и задорно выкрикнул:

— Нам, пожалста, пряник и «весельтерской» два стакана!

С Костасом мне хорошо. В деревне взрослых парней много, но со мной водится один Костас. Я и дома у него бываю. Костас показывает мне гитары и мандолины. Он их сам мастерит. Мне Костас разрешает потрогать инструменты, а потом садится, берет гармонь-двухрядку и играет. «То-то же, Пранукас, — говорит Костас. — Без музыки разве это жизнь? Тоска зеленая».

— Великое дело одежка! — Костас все нахваливает мою обнову. А сам вроде и не на меня глядит. — Смотри, друг, вон она, у березы! Видишь? Это и есть моя Валюся!

Я взглянул в ту сторону, куда показал Костас. Валюся как Валюся, очень даже ничего себе. Меня так и подмывало сказать Костасу, что, может, костюм мой и хорош, даже очень и очень хорош, но ни в какое сравнение не идет с волшебным нарядом Салюте... И вся она такая необыкновенная. Интересно, что бы сказал Костас, если бы увидел ее?

— Ну, как тебе, Пранас? Нравится?

— Валюся у тебя очень красивая, честное слово, Костас, — сказал я и зачем-то вздохнул.

Вся наша изба вкусно пахнет праздничной снедью, а уж в горницу хоть не входи — там все это добро красуется на столе. Мигом потекут слюнки, а руки сами собой потянутся к скатерти. Я и не могу удержаться: то с одной тарелки отщипну кусочек, то с другой возьму самую малость.

— Ах ты, сластена, — качает головой мама. — Дождись хотя бы Костаса, тогда и сядем все к столу.

Вот и Костас. Гармонь через плечо. Значит, после гулянья первым делом сбегал домой, а потом уже к нам. Понятно, зачем ему двухрядка: посидит у нас, а после поспешит в соседнее село, к своей Валюсе, и там начнется вечеринка. На гулянье он не задерживался, потому что Валюся только представление посмотрела, а потом села со своими родителями в бричку и укатила. Ну а раз нет Валюси, то и Костасу на гулянье делать нечего. Я видел, он даже нос повесил.

— Садись, Костас, — отец пригласил гостя за стол. — Проверим, кто там засел в бочонке — мозгляк какой-нибудь или крепкий мужик.

— Ваше пиво, дядя, всегда валит с ног, с ним не потягаешься, — засмеялся Костас.