Млечный путь - [68]
Удивительное дело, даже этот скудный хлеб, которым попрекнул сирот Зиганша, пробудил в людях полузабытый вкус к жизни. Зашумели-заиграли свадьбы, пять-шесть фронтовиков, готовые вот-вот податься в город, свили семейные гнезда и, можно надеяться, навсегда осели в родном ауле. Молодежь без уговоров и понуканий отремонтировала, вычистила до блеска старый клуб, навезла дров, и теперь по вечерам оттуда слышатся веселые голоса, дробный топот танцующих под трофейные аккордеоны и старые довоенные тальянки. Зачастила в Куштиряк кинопередвижка.
Еще одно памятное событие случилось под Новый год: по совету Нурании, впервые в Куштиряке проводился новогодний праздник. Естественно, он был устроен только для детей, но вслед за ними к разукрашенной диковинными игрушками, источающей острый хвойный дух елке потянулся стар и млад. Вместо двух дней, как рассчитывали Нурания и Мансур, праздник растянулся на целую неделю. И была в этом еще одна примета возрождающейся жизни.
Подавляя стон, вытирая горькие слезы, Куштиряк начал расправлять плечи. Надо было жить...
В больших и малых хлопотах прошла зима. Улеглись последние бураны, называемые в этих местах акман-токман, отшумели вешние воды. И как только из исходящей паром, сырой еще земли проклюнулись первые побеги, дойных коров, которые зимовали у колхозников, вернули в общее стадо. Мансур был доволен: привычную зимнюю бескормицу одолели, можно сказать, без особого урона. В самые сильные морозы погибло несколько ягнят да не уберегли двух телят. Если сравнить с прежними годами, когда падеж исчислялся десятками голов, Куштиряк нынче был не в накладе. К тому же надои на ферме за все это время не падали ниже четырех, а в частных хозяйствах — ниже пяти литров. Правда, не обошлось и без обидной ложки дегтя. В тот самый день, когда колхозникам велели пригнать спасенных ими животных на ферму, одна корова наткнулась на острый кол и распорола себе брюхо. Пришлось ее прирезать и пустить на мясо.
Потеря неожиданная, потому особенно досадная, но горевать Мансуру было некогда. Начинались весенние работы, и все свое внимание он перенес на поле. Крестьянский сын, он знал: весенний день год кормит. Отсеешься хорошо и вовремя — и урожай будет добрый.
А у зла свои заботы, свои черные замыслы.
Еще зимой Мансур снял Зиганшу с бригадирства и отправил на заготовку леса. Сделал это не один, а решением правления, с единодушного согласия колхозного актива. «Поглядим, поглядим! — пригрозил тогда Зиганша. — На фронтовика руку поднимаешь. Это тебе не пройдет даром...» Промолчал Мансур.
Зиганша не из тех, кто привык подставлять левую щеку, когда бьют по правой. Что-то затевал, к чему-то готовился и всю зиму при каждом удобном случае, чаще под хмельком, морочил людей рассказами о своих фронтовых подвигах. Кто-то верил ему, кто-то с сомнением качал головой, но охотников связываться с ним и спорить не было. Знали его грязный язык и дурной драчливый характер. Люди помнили другое: еще в сорок пятом он вернулся из Германии. На груди красная нашивка — знак ранения, две медали — за победу в войне и за взятие Берлина. Этим, конечно, никого не удивишь. Удивляло другое — Зиганша приехал, как купец с ярмарки: три больших чемодана, до отказа набитые всякой всячиной. На том тряпье да, как с гордостью рассказывал сам Зиганша, на тысяче иголок он и нажил себе состояние.
Была у него и справка о ранении. Кто же заставит инвалида войны делать тяжелую работу? Вот Зиганша и устроился продавцом в магазине, а когда выяснилось, что не чист на руку, чуть было не угодил за решетку. Нашлись радетели, спасли, да еще определили сначала кладовщиком, потом заместителем председателя колхоза. В последнее время он был бригадиром, правой рукой бывшего председателя Галиуллина. При нем Зиганша, продувная бестия, умеющий подольститься к нужному человеку, где сослужить, а где и подмазать, вошел в силу и держал Куштиряк, особенно немощных стариков и безмужних женщин, в страхе. Аул голодал, а он жил на широкую ногу, умножал свое состояние. Кто плясал под его дудку, тому он отец и благодетель, кто перечил и, не дай бог, недоброе слово о нем сказал, пожаловался куда — тому нет жизни. Ни лошадь не получит, чтобы дров там привезти или сена, ни работы полегче да повыгодней. Попросит кто из вдов о чем-нибудь, ответ у Зиганши: зажарь, мол, курочку, ставь на стол бутылочку да не будь недотрогой. Куда деваться бедным женщинам? Надо было спасать детей, и находились такие, что уступали его притязаниям...
Мансур с самого начала резко осадил Зиганшу, но тот лишь сделал вид, что одумался, а на деле продолжал жить, как хотел и как привык: пил, куражился над людьми, по нескольку дней пропадал то в городе, то в соседних деревнях. На все уговоры и выговоры ответ у него один: «Когда и отдохнуть колхознику, если не зимой!»
Терпел Мансур, думал: если не по совести, то хотя бы из опасения потерять должность образумится наконец Зиганша. Вместо этого он без разрешения правления, да еще обругав последними словами конюха Шарифуллу, запряг лошадь и на несколько дней уехал в гости к своим родственникам в райцентр. Тут уж не только Мансур, но и весь аул поднялся против него. Правление единогласно освободило Зиганшу от должности бригадира.
Издательство Круг — артель писателей, организовавшаяся в Москве в 1922 г. В артели принимали участие почти исключительно «попутчики»: Всеволод Иванов, Л. Сейфуллина, Б. Пастернак, А. Аросев и др., а также (по меркам тех лет) явно буржуазные писатели: Е. Замятин, Б. Пильняк, И. Эренбург. Артелью было организовано издательство с одноименным названием, занявшееся выпуском литературно-художественной русской и переводной литературы.
Документальное повествование о жизненном пути Генерального конструктора авиационных моторов Аркадия Дмитриевича Швецова.
Издательство Круг — артель писателей, организовавшаяся в Москве в 1922. В артели принимали участие почти исключительно «попутчики»: Всеволод Иванов, Л. Сейфуллина, Б. Пастернак, А. Аросев и др., а также (по меркам тех лет) явно буржуазные писатели: Е. Замятин, Б. Пильняк, И. Эренбург. Артелью было организовано издательство с одноименным названием, занявшееся выпуском литературно-художественной русской и переводной литературы.
Основу новой книги известного прозаика, лауреата Государственной премии РСФСР имени М. Горького Анатолия Ткаченко составил роман «Воитель», повествующий о человеке редкого характера, сельском подвижнике. Действие романа происходит на Дальнем Востоке, в одном из амурских сел. Главный врач сельской больницы Яропольцев избирается председателем сельсовета и начинает борьбу с директором-рыбозавода за сокращение вылова лососевых, запасы которых сильно подорваны завышенными планами. Немало неприятностей пришлось пережить Яропольцеву, вплоть до «организованного» исключения из партии.
В сатирическом романе автор высмеивает невежество, семейственность, штурмовщину и карьеризм. В образе незадачливого руководителя комбината бытовых услуг, а затем промкомбината — незаменимого директора Ибрахана и его компании — обличается очковтирательство, показуха и другие отрицательные явления. По оценке большого советского сатирика Леонида Ленча, «роман этот привлекателен своим национальным колоритом, свежестью юмористических красок, великолепием комического сюжета».