Млечный путь - [102]

И остался Юламан Валиевич почти в одиночестве. На уговоры председателя он ответил категорическим отказом, потребовал, чтобы в протоколе заседания было записано его несогласие с мнением большинства, и положил на стол копию своей жалобы в райком. Это вызвало бурю негодования. Все стали упрекать и стыдить его, кто-то назвал действия главного бухгалтера предательством. Дальше — больше. Один из членов правления тут же предложил отстранить Юламана Валиевича от работы. Не выдержал поборник справедливости. Ловя ртом воздух и схватившись за грудь, упал прямо под ноги невольных своих противников...

Выходит, все то время, когда он был, можно сказать, у края собственной могилы, Юламан Валиевич не переставал думать о случившемся, а теперь, разминувшись со смертью, снова храбрился. «Нет, — говорил, — я не оставлю это дело так, если надо, до Уфы дойду, до Москвы». Строительство коровника, по его расчетам, вот-вот завершится, и Юламан Валиевич надеялся к тому сроку вернуться домой, добиться пересмотра кабального договора.

Рассказ этот сильно расстроил Басырова.

— Тут не председателя вашего надо винить, а тех, кто повыше! — сердито заговорил он, отбросив одеяло и вставая. — Он-то ведь, председатель этот, не от хорошей жизни связался с шабашниками.

— Попробовал бы из собственного кармана платить... — возразил Мансур.

— Но как ему быть, если нельзя без коровника. У него же ни строителей своих нет, ни материалов, ни техники. Да что говорить! Порядка мало, хозяйствовать не умеем. Думаете шабашнику за красивые глаза отпускают дефицитные материалы? Как бы не так! С него тоже дерут...

— Кто дерет-то?

— Говорю же, хапуги, жулики, кто распоряжается такими делами. У них, друг Мансур, целая система, и за руку никого не поймать. Не остановишь — всю страну пустят в распыл.

Мансуру стало не по себе от этих слов.

— Ну, если журналист так рассуждает! Ведь надо кричать, во все колокола бить!

— Я уже попробовал, да сам не рад. Только в грязи вымазался, — махнул рукой Басыров. — У тех руки ой какие длинные! Кроме того спрос рождает предложение, слыхал? Вот и кидаются колхозы в объятия шабашника.

Мансур хотел опять возразить ему, но на шум прибежала сестра, потребовала, чтобы больные легли на свои места и не галдели так громко.

На другой день к Юламану приехал его заместитель. Невольно прислушиваясь к их разговору, Мансур узнал, что на жалобу Юламана райком не откликнулся и никто с проверкой в колхоз не приезжал, что через неделю специально созданная комиссия будет принимать готовый коровник. Кроме того, строители берутся установить прозрачные трубы и резервуары для молока, уборочный транспортер и лампы дневного света. За все это колхоз должен платить артельщикам сверх первоначального договора. Правление согласилось: мол, кашу сварили — масла нечего жалеть.

С горькой иронией вспоминал Мансур короткий срок своей работы председателем. Хотел как лучше, бился как рыба об лед, чтобы поднять обнищавший колхоз, и попал под колеса. Время, конечно, было другое. С тех пор многое изменилось, дышать вроде бы стало легче. Но почему же и сегодня, почти двадцать лет спустя, люди должны рисковать и ловчить? Где обещанные народу порядок и справедливость? Понять председателя из колхоза Юламана Валиевича можно: раз нет возможности на законном основании построить этот злополучный коровник, он пошел окольным путем, шагнул против ветра и рад сомнительной удаче. Обойдется все благополучно — победитель. Попадет на зуб начальству и законникам — грозы не миновать. Сжуют и выплюнут, не постесняются. В лучшем случае с позором снимут с работы, а в худшем... Нет, как ни жаль бедного Юламана, в душе Мансур был на стороне того молодого председателя. Да и с шабашниками дело, оказывается, не такое простое. Хвалить их не за что, но и запретить им работать тоже нельзя. Верно сказал Басыров: есть спрос — есть и предложение. Надо схватить за ушко да вытащить на солнышко тех, кто стоит за ними...

После того как побывал помощник, Юламан Валиевич опять сник. Лекарства пил нехотя, ел без аппетита, без конца тер очки и вздыхал, а самое худшее — несмотря на настойчивые советы врачей, вовсе отказался вставать с постели.

Простодушный, неунывающий Миша как узнал историю его злоключений, изменил свое отношение к нему, перестал подшучивать и задирать. Однажды он даже облокотился на спинку его кровати и с серьезным видом посоветовал:

— Плюнь ты на это, Юламан Валиевич, не горюй! Деньги-то не твои личные, верно? Если надо будет, и без тебя разберутся...

Юламан не откликнулся. Он лежал весь бледный, с потухшими глазами и судорожно ловил ртом воздух.

Мансур вскочил с кровати, шепнул Мише:

— Иди, скорее сестру позови!

Не прошло и двух минут, больного обступили врачи, начали щупать пульс, переговариваться между собой, то и дело вставляя непонятные латинские слова. Тут же решили перевести его в другую палату.

Опустела кровать Юламана Валиевича. Притихли, приуныли оставшиеся: раз перевели человека в другую палату, хорошего в этом мало. Что-то будет с ним? И потянулись дни, полные томительного ожидания.

Как ни старался Мансур выпытать у сестер что-нибудь о здоровье Юламана Валиевича, те молчали, будто воды в рот набрав. За этими расспросами его и застала однажды Амина Каримовна и не на шутку рассердилась: